— Лотар, я не виноват… — дрожал в трубке голос ван Хоора. — Если Спаальце уверяет меня, что Андерсену можно доверять, я должен этому верить, понимаешь?…
— Спокойно, Альфред. Я знаю, что ты ошеломлен. Я тоже.
Ван Хоор совсем сдал. Он брызгал слюной в микрофон, как хнычущий ребенок:
— Ради Бога, Лотар, ради Бога! Я сам поговорю со Стейном, если нужно! Группа эвакуации набрана из агентов-ветеранов, надежных людей!.. Скажи, пожалуйста, Стейну, что!..
— Успокойся. Никто в этом не виноват.
Так оно и было. Или никто, или все. Выслушивая излияния ван Хоора на другом конце трубки, Босх ходил из стороны в сторону, раздавая приказы и объяснения. Он видел, что все остальные так же не могли поверить в происходящее, как и он. Неожиданное нельзя мешать с неожиданным: молния не ударяет дважды в одно место. Уорфелл, к примеру, когда Босх ввел его в курс дела, не смог произнести ни полслова. «-Единственная дозволенная трагедия — это трагедия в «Туннеле», Лотар. Что ты тут мне теперь рассказываешь? Что одна из картин исчезла?»
Бенуа удивил его по-другому. Он нашел его на улице, в окружении полиции по борьбе с беспорядками, членов народной дружины, пожарных и, пожалуй, целого отряда солдат, но когда подошел Босх, Бенуа сделал знак, отвел его в сторону и украдкой показал привязанную к запястью желтую этикетку.
— Я не господин Бенуа, — прошептал он гнусавым голосом с иностранным акцентом, крепко вцепившись в локоть Босха. — Я его портрет. Господин Бенуа оставил меня здесь вместо себя, но, пожалуйста, никому об этом не говорите…
Придя в себя от удивления, Босх понял, что Бенуа пребывает в еще большем смятении, чем он сам, и, наверное, выставил эту картину в качестве щита. Он вспомнил анекдот про манекен за стойкой отдела претензий и возвратов. Интересно, полотно здесь — тот самый угандец?
— Мне нужно поговорить с господином Бенуа, — сказал ему Босх.
— Господин Бенуа сейчас вас слышит, — ответил портрет. Керубластин поработал на славу — черты лица были абсолютно правдоподобны. — Возьмите мою рацию, вы можете поговорить с ним через нее.
Бенуа действительно все слышал. Судя по голосу, он находился в полной нирване: ничего не происходит, я ни в чем не виноват, все будет хорошо. Он отказался сообщить Босху, где спрятался. Сказал, что это не бегство, а тактическое отступление.
— Господин Фусхус-Гализмус ничего нам не рассказал, Лотар! — простонал он. — Я имею в виду о «Христе» и о «землетрясении» в «Туннеле». Хоффманн все знал, а мы нет!..
Художник тоже знал, подумал Босх.
Когда ему удалось вставить слово в лихорадочный поток речи Бенуа, он рассказал, что случилось с «Сусанной». Бенуа в наушнике внезапно онемел.