— Лотар, скажи, что это не конец света!
— Это конец, — сказал Босх.
Он пообещал, что будет держать его в курсе, и отдал рацию портрету. В эту минуту он заметил череду фургонов, въезжающих на Музеумплейн: возвращались эвакуированные картины. Тут были все, кроме «Сусанны». Из одного фургона вышла Даниэль. Девочка была крошечной точкой среди высоченных мужчин в темных костюмах. Ее каштановые волосы, блестящее, охристого оттенка тело и мраморное лицо казались оптической иллюзией. Выйдя из машины, первым делом она подняла ногу, чтобы убедиться, что сияющая подпись на ее левой щиколотке все еще там. Увидев, что она делает, Босх невольно почувствовал комок в горле. Он понял, каким важным было для нее это чудесное приключение, и на какое-то мгновение даже согласился с решением ее родителей. Он знал, что не сможет ее обнять, потому что она окрашена и на ней одежды картины, но все равно подошел.
Ниэль шагала за руку с водителем эвакуационного фургона, высоким и крепким мужчиной с приятной улыбкой. Она была очень довольна. При виде Лотара ее обведенные белой масляной краской глаза расширились.
— Дядя Лотар!
Очень трудно было убедить ее не обнимать его.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она сказала, что да. Куда ее ведут? В один из вагончиков отдела искусства: там хотят собрать все картины, прежде чем отвезти их в гостиницу. Нет, она не испугалась. Водитель все время был с ней, и это помогло ей не бояться. Ее родителям уже сообщили, что с ней все в порядке. Она хотела рассказать Босху что-то смешное, но не успела закончить (охранники торопились). Похоже, Роланд очень разнервничался, когда ему пояснили, что его дочь «не повреждена». Роланд не знал, что это обычная в отношении картин фраза, и вначале подумал, что речь идет только о краске на ее коже. Ее отец ответил: «Мне все равно, растрескалась на ней краска или нет. Я хочу знать, как моя дочь!» От этих слов Даниэль смеялась до слез. Босх мог понять волнение Роланда, но не сочувствовал ему. «Терпи во имя искусства», — думал он. Он попрощался с племянницей и отправил ее в далекий надежный уголок сознания. В этот момент ничто не должно было ему мешать.
В вагончике «А» все развивали лихорадочную деятельность. Никки постоянно была на связи с полицией и с группой Теи ван Дроон. Хоть было глупо думать, что это сделано вовремя, жандармерия расставила контрольные дорожные посты на всех выездах из Амстердама. Какой-то инспектор полиции хотел поговорить с Босхом, чтобы узнать подробности, но у него не было времени. «Меня ни для кого нет», — предупредил он. Он уселся рядом с Никки перед одним из компьютерных терминалов, обеспечивавших связь с «Ателье».