— Ну, чего отцу огрызаешься! — вступилась мать.
— Вовсе я не огрызаюсь. И вы еще на меня нападаете, чтой-то такое!
— Вот огрызок-то анафемский! — негодовала мать. — Ты ей слово, она тебе десять.
— Знаю, матушка, — заговорил отец, — ты все еще с мальчишкой Хмаровым хороводишься. Не пара он тебе. Форсу у них только много, а сами гольтепа такая… Вот они у меня в лавке товару набрали на столько, чего и все-то они сами не стоят, а платить не платят.
— Не украдут ваших денег! — запальчиво крикнула Шанька.
— Зачем красть! — с презрительной усмешкой возразил отец, — не отдадут — и вся недолга. Вот слышно, переведут их отсюда, — уедет из Сарыни, а там судись с ними.
— Вы обо всех по себе судите, так и думаете, что все обманывают.
— Что такое? — закричал отец, багровея. — Ах ты, мразь ты этакая, кому ты говоришь! Да я тебе голову оторву. Пошла вон из-за стола!
— Чтой-то, и поесть не дадут, — захныкала Шаня.
— Вот я тебя накормлю ужо березовой кашей. Вон, вон пошла!
— Да дай ты ребенку поесть, — сказала Марья Николаевна. — Успеешь еще накуражиться.
— Вон! — бешено закричал отец и стукнул кулаком по столу.
Посуда задребезжала. Шаня выскочила из-за стола побледневшая и испуганная, уронила стул, метнулась было к матери, но, увидев, что отец тяжело подымается со стула, тихонько взвизгнула и бросилась к двери.
— Куда? — остановил ее отец свирепым криком. — В угол! На колени!
Шаня, дрожа, повиновалась. С расширенными от испуга глазами сунулась она в угол, неловко выдвинупа из угла тяжелый стул, быстро опустилась на колени и уткнулась в угол побледневшим лицом. Отец опять сел.
«Изобьет! Нет, авось, не будет бить!» — боязливо соображала Шаня и чутко прислушивалась к тому, что делалось за ее спиной, — а сердце ее до боли сильно стучало в груди. Отец и мать молча кончали обед. Шаня чувствовала на своей спине сочувственные взгляды служанки, приносившей и уносившей кушанье, — и ей было стыдно стоять здесь и ждать, — чего? прощенья? расправы? Чем ближе подходил обед к концу, как слышала это Шаня по стуку ножей и посуды, тем боязливее и трепетнее замирало ее сердце. Ей вдруг вспомнилось, как мать перед обедом, когда они ждали отца, сказала ей: «Иссечет он тебя, как кошку за сметану». Эти слова настойчиво повторялись в ее мыслях. Нетерпеливый, расслабляющий страх пробегал холодной дрожью по всему ее телу.
Обед кончался. Отец молча подошел к Шане, тяжело ступая по паркету грубыми сапогами, и ухватил Шаню за ее толстую, круто сплетенную косу. Шаня отчаянно взвизгнула, откинулась назад, подняла было руки к голове и забилась беспомощно у ног отца, который тащил ее по полу.