Элизабет сжала зубы. Мужчины не видели ничего, кроме ее груди, и неважно, что на ней было надето.
— Мистер Конли?
— Извините, — произнес он невнятным хриплым голосом, который усилил ее чувство симпатии. Раньше он был атлетом. Теперь даже простой разговор требовал от него больших физических усилий. — Я любовался Вашим медальоном.
Действительно, Элизабет надела на встречу золотой медальон, который отец привез ей из одного из своих многочисленных путешествий в Лондон, путешествий, в которые он всегда обещал взять ее с собой, но никогда не делал этого.
— Он упоминается в книге сонетов Шекспира.
— А, Шекспир, — пробормотал мужчина, изогнув бровь. –
Попробуй я оставить твой портрет,
Изобразить стихами взор чудесный, —
Потомок только скажет: "Лжет поэт,
Придав лицу земному свет небесный!"
Сонет номер…
— Семнадцать, — прошептала Элизабет. Могла ли она ожидать, что бывший плейбой увлекается ее любимым Уиллом. — Вы когда-нибудь были в Стрэтфорде на Эйвоне? Посещали его театр? Я всегда мечтала увидеть их. Стоять на той же сцене, на которой выступал он.
Элизабет резко оборвала себя. Какой дьявол помутил ее разум? Рассказывать свои заветные желания первому встречному…
— Извините. Вы хотели провести собеседование со мной.
— Ах да. Я хотел провести с Вами собеседование, Элизабет.
Внезапно жаркая волна коснулась ее щек и прошла по всему телу. Святые небеса, тон, которым он говори с ней, привел ее в бешенство. Она уселась в кресло, на которое он указал, пытаясь не таращиться на руку, которой он придерживал плед. Можно сказать множество вещей о человеке, судя только по одной его руке. Рука Эйдана была сильной, изящной, ухоженной и большой.
— Итак, рассказывайте. Ваш опыт работы как экономки? — спросил он, взяв своей крепкой рукой золотую ручку и блокнот.
Никакой.
— Ну, вот. Я выросла в большом доме и заботилась о своей матери.
— Таким образом, опыта нет, — подвел он итог, делая пометку в блокноте.
Элизабет стиснула зубы. Она должна получить эту работу, черт возьми! Ее мать заслужила приличную старость, а она хотела отправиться в Англию. Кто знает, может, она могла бы рассчитывать на другой прием, если бы прочитала сонет Шекспира.
— Вы преподаватель английского в школе Принстона? — спросил Эйдан, скрестив руки на груди. — Думаю, вы хотели бы сохранить обе работы, нет?
— Верно.
По непонятной причине, Элизабет начала чувствовать странное волнение под взглядом Эйдана. Даже очки не приглушали его магнетизма. Неудивительно, что до того трагического инцидента женщины падали к его ногам. По телу Элизабет прошла непонятная дрожь.