Я выразил сожаление, что исследования ЛСД и псилоцибина в Гарвардском Университете, столь многообещающе начинавшиеся, выродились до такой степени, что их продолжение в академической среде стало невозможным.
Самое серьезное мое возражение доктору Лири касалось распространения употребления ЛСД среди подростков. Лири не пытался опровергнуть мое мнение относительно особенной опасности ЛСД для молодежи. Тем не менее, он утверждал, что я неоправданно упрекал его в склонении малолетних к употреблению наркотиков, поскольку подростков в США, в плане информированности и жизненного опыта, можно было сравнивать с взрослыми европейцами. Зрелость, пресыщенность и интеллектуальный застой очень рано достигаются в Соединенных Штатах. Поэтому, он считал ЛСД экспириенс важным, полезным и развивающим даже для очень молодых людей.
Далее в этой беседе я коснулся того, что Лири искал широкой рекламы своих исследований ЛСД и псилоцибина, поскольку он приглашал репортеров из газет и журналов на свои эксперименты, а также привлекал радио и телевидение. Акцент в этом случае делался скорее на рекламу, чем на объективную информацию. Лири отстаивал свою рекламную программу, потому что он ощущал свою историческую судьбоносную роль в том, чтобы сделать ЛСД известным всему миру. Ошеломляющие положительные эффекты такого распространения, особенно среди молодого поколения американцев, сделали бы некоторый вред - те несчастные случаи, произошедшие от неправильного использования ЛСД - незначительным по сравнению с пользой, своего рода маленькой жертвой.
Во время этого разговора я убедился, что Лири несправедливо огульно называли поборником употребления наркотиков. Он делал четкое различие между психоделическими средствами - ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем - в чьих благотворных эффектах он был убежден, и наркотиками, вызывающими пристрастие: морфином, героином и т.д., от употребления которых он неоднократно предостерегал.
От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убежденном в своих целях, который отстаивал свое мнение с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонен недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, касавшимся его самого.
Во время его пребывания в Швейцарии, я случайно встретился с Лири еще раз, в феврале 1972 в Базеле, во время своего визита к Майклу Хоровицу, хранителю библиотеки имени Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализированной на литературе по лекарственным средствам. Мы отправились в мой дом недалеко от Бурга, где продолжили наш разговор, начатый в прошлом сентябре. Лири казался беспокойным и отстраненным, возможно из-за временного нездоровья, и наша дискуссия была в этот раз менее плодотворной. Это была моя последняя встреча с доктором Лири.