Придя к таким логическим выводам, Зосимов понял, что единственный путь для предотвращения нападения и бомбежки колонны — это таран, и притом молниеносный.
В иной, более благоприятной обстановке Зосимов постарался бы налететь на противника с хвоста и обрубить его винтом. Но сейчас это было невозможно, так как в предыдущей атаке его вынесло с разбега, и он проскочил несколько вперед. Разворачиваться и заходить снова с хвоста не было времени, ибо Юнкерс уже выходил на дорогу, где двигалась наша колонна. Оставался только лобовой удар, не оставляющий самому летчику почти никаких надежд на спасение.
Зосимов это прекрасно сознавал. Но благородное и мужественное сердце его утешалось сознанием, что и проклятый Юнкерс, вместе с экипажем из четырех человек, тоже обречен и, главное, что наша колонна избегнет потерь, и все это — малой кровью, ценой одной только человеческой жизни. Обмен выгоден, и Зосимов ринулся вперед. Ему, по собственному позднему признанию, хотелось ударить врага «культурненько» — в плоскость. Но бешеная скорость ястребка и сила инерции влекли его к правому мотору (левый, как мы уже говорили, беспощадно дымил). Зосимов твердой рукой направил ястребок на правый мотор и резанул по нему винтом. Удар был настолько силен, что одна из зосимовских лопастей металлического винта совершенно отделилась.
Оторвавшись, Зосимов почувствовал, что мотор трясет, как в лихорадке. Зосимов осмотрелся, глянул вниз. Он увидел, как немец ткнулся носом в лесу невдалеке от дороги, как над лесом почти одновременно взвились огненно-дымные вихри: немец рвался на собственных бомбах. Радостно было Зосимову и ощущение жизни после тарана и ощущение собственного сознания и видимого солнечного мира. Радостно было ему наблюдать спокойное движение спасенной колонны и облако дыма на месте гибели врага. Все это мгновенно пронеслось в его голове, сменившись другой, тревожной мыслью: опасность еще велика, спасение — в удачной посадке.
Зосимов направился к аэродрому на двух лопастях. Он уже надеялся достичь его благополучно, как вдруг задымил мотор и нарушилось управление. С левой стороны мотора полыхнуло пламя. Дело становилось более чем серьезным,
«Не долететь, — с досадой и разочарованием подумал Зосимов. — Нужно садиться — иначе гибель». Он шарил глазами по лесным просторам, выискивая поле — поле возле деревни, чтобы не оказаться в случае какого-либо несчастья одному, чтобы люди могли оказать ему помощь. Наконец нашел, сел на пашню, не выпуская шасси, однако успел выключить мотор и перекрыть бензобак для предотвращения пожара. Садясь, самолет проскочил площадку, задел за камень, сразу же сорвало плоскость и отломился хвост. Только тогда верный, изуродованный ястребок замер и летчик почувствовал острую боль в голове. Проведя рукой по лицу, Зосимов увидел кровь. Видимо, в горячке боя, он даже не заметил, как был дважды ранен пулями — в голову и пониже подбородка.