Я независимо скривилась.
— Что ж, вызывать пересуды — удел всех знаменитостей. Кажется, ты сам не против, когда о тебе трепятся на каждом углу. Но увы... — Я развела руками. — Сегодня моя очередь...
Он зубами скрипнул. Нервно дернулась щека. А глаза, как угли, насквозь прожигают. Другая бы уже отступила, но только не я.
— Мы представляем здесь Россию! — высокопарно сказал он, а голос звенел от злости. — Ты по своей природной тупости не понимаешь, что это впервые, что имя нашей страны наконец звучит с международных подмостков... На твою собственную честь мне плевать с высокой колокольни, можешь хоть в порнухах сниматься, но сейчас ты своим вызывающим поведением позоришь честь нашей страны.
— Да что ты говоришь? — процедила я. — А мне кажется, что все наоборот. Это я, заруби себе на носу, я, Александра Кузнецова, сама своим трудом заработала державе славу! Это благодаря мне теперь с уважением произносят: Россия...
— Звездная болезнь, — презрительно бросил он. — Да на твоем месте могла быть любая другая. Я мог Прохорову утвердить на роль...
— Ой-ой-ой, — издевательски протянула я. — И где бы ты был тогда с твоим фильмом? Не дальше Сочи...
— Прогрессирующая паранойя. — Он посмотрел на меня как на больную. — Мания величия.
— А у тебя комплекс неполноценности, — ляпнула я. — Слава Богу, что я этим не страдаю. И не собираюсь корчить из себя скромную русскую девушку с косой до пояса. И шарахаться от людей не собираюсь. Хватит ходить буками, держаться стайкой и бояться на фуршете взять закуску не той вилкой. Мы такая же Европа. И я собираюсь всем это доказать. Да они думают, что у нас по Москве медведи ходят. Потому и балдеют от того, что мы такие же, как они. А мы лучше! Ясно? Я их всех играючи обскакала!
— Наигралась, детка? — со злой иронией процедил он. — Натешила самолюбие? А теперь слушай внимательно. Больше никаких гулянок. Сидишь у себя, как цыпочка, и выходишь только под моим присмотром...
— Ясно, — фыркнула я. — Ты бабушка удава...
— Чего?
— Мультики надо смотреть. Ах, да, для вас это слишком низкий жанр...
— Я посмотрю, как ты будешь смеяться в Москве, в Госкино, — мрачно сказал он. — Это уже за рамками приличий.
Он швырнул мне утреннюю газету. На первой странице красовалась моя огромная цветная фотография с высунутым языком и перекошенной физиономией.
Ну и поза! Мегера, фурия разъяренная. Ноги расставлены, корпус вперед, а сквозь растопыренную пятерню просвечивает сосок. Жаль, что я не расколотила камеру этому типу!
Андрей остался удовлетворен моей реакцией. Спросил ехидно: