Я написал немыслимое количество таких рассказов, поскольку после того, как принцип уляжется в мозгу, их создание не требует никакого труда. Они всегда поначалу вырывались на первые позиции рынка, попадая, скажем, в «Аргози», который платил до 500 долларов, если идея была по-настоящему хорошей. Но важнее были мелкие рынки, никчемные мелкие журнальчики, платившие долларов по 75. Да, приходилось немного потерпеть, пока предложенный приключенческий рассказ совершит путешествие по редакциям, но в итоге мне удавалось продать все, что я писал. Хотя некоторые из редакторов отличались, мягко говоря, некоторой эксцентричностью. Я помню, как поразился тому, насколько помятой оказалась одна возвращенная мне рукопись. Когда же я перевернул ее, то обнаружил, что каждый листок украшает большой грязный отпечаток ботинка. Редактор аккуратно разложил мой рассказ по полу, а потом прошелся по нему, старательно наступая на каждый листок. Критика может принимать множество обличий.
Я любил добавлять к этим «правдивым» историям документы, которые должны были подтверждать их истинность. Хорошо помню один такой документ, подписанный Оги Улмером и озаглавленный «Я сам себе отрезал руку». Когда бедняга Оги занимался поисками урана, на него свалился здоровенный валун, намертво прижавший его руку к земле. (Несомненно, камень сломал геологоразведчику руку. Никто и ни при каких условиях не сможет перепилить карманным ножом свою собственную плечевую кость.) Нерастерявшийся Оги наложил жгут на придавленную руку, а потом отрезал ее ножом. Как доказательство того, что эта бредовая история случилась на самом деле, я заколол булавкой один рукав моей армейской полевой куртки. Мой друг, художник Рой Кренкель, завернул руку за спину, надел куртку с заколотым рукавом и скорчил мрачную физиономию. В таком виде я сфотографировал его. И фотография, и рассказ были куплены.
Выяснив, что «натуральные» фотографии помогают продавать рассказы, я стал повышать цену. И чем несуразнее она была — тем лучше. Как-то я прочел, что несколько столетий тому назад во время упадка одной из китайских средневековых династий большой популярностью в высшем свете пользовалось такое блюдо, как мозги живых обезьян. Обезьяне отпиливали верхушку черепа и устраивали его под столом, в котором специально для этой цели были прорезаны дыры. Сверху ставили тоже специальные золотые тарелки с отверстиями. Оставалось только взять ложку и насладиться лакомым блюдом. Я модернизировал историю и перенес действие во французскую Экваториальную Африку, где властвовали кошмарные садисты колониалисты. (Конечно же, у них был любимый тост, который в переводе с французского звучал следующим образом: «За наших лошадей, за наших женщин и за тех, кто ездит на них». Очаровательно.) Я не мог запечатлеть на фотографии мозги и поэтому решил обойтись банальным каннибализмом. Мой друг Хьюберт Притчард, ставший позднее студентом художественного колледжа, слепил из глины маленький кулачок, который теоретически мог бы принадлежать пигмею. Мы положили руку на тарелку, а потом для того, чтобы придать изображению подлинную реалистичность и замаскировать глину, вывалили туда же содержимое десятицентовой банки с рагу. Рагу мы собирались съесть по завершении съемок, но, увы, так и не смогли преодолеть отвращения — слишком уж натуралистично выглядело получившееся блюдо. Я сделал снимок, после чего натюрморт отправился на помойку. Статью — и фотографию к ней — купили очень даже неплохо. Таким образом, работая в жанре приключенческого рассказа, вестерна, детектива, очерка, я хорошо освоил писательское ремесло — задолго до того, как сделал попытку сотворить мой первый научно-фантастический рассказ.