Первый десяток овец перемахнул через полуметровую стену играючи, точно табун арабских скакунов. Второй и третий сбавили темп, но с заданием справились. Проблемы начались с сорок пятой овцы. Она в нерешительности мялась у преграды, принюхивалась, присматривалась, жалобно блеяла и оглядывалась на Егорова в надежде, что он, жестокосердный, отменит задание.
– Давай, прыгай, – проворчал Егоров сердито. – Мне тяжело, а ты чем лучше?
Кто же мог подумать, что спровоцировать овечий бунт так просто? Одно неосторожное слово, и гениальный план дал трещину: вместо стройных рядов марширующих овечек перед внутренним взором предстало бестолково сгрудившееся стадо – попробуй пересчитай…
И вообще, кто сказал, что подсчет овец спасает от бессонницы?! От бессонницы спасают пара бокалов хорошего вина или, на худой конец, стопка водки, а овцы… Овцы, даже виртуальные, всего лишь наивные, ленивые зверушки, и в качестве снотворного они никак не годятся.
Надо попробовать охоту. Не тупо наблюдать за копытными, а деятельно отстреливать, ну, скажем, рябчиков или летучих мышей. Да, лучше летучих мышей – этих крылатых тварей Егоров особенно не любил.
Решено, сначала перекур, а потом еще одна попытка задобрить Морфея.
Егоров сел в кровати. Эх, хорошо, что болеет он не как обычные смертные, а по блату – в отдельной люксовой палате. Никаких тебе назойливых соседей-соглядатаев. Можно выйти тихонько на балкон и, наплевав на больничный режим, покурить.
Сигареты контрабандой принес сегодня утром друг Пашка, воровато оглядываясь на хорошенькую медсестричку, сунул пачку Егорову в карман – конспиратор. А потом еще полчаса ныл, что курение вредит здоровью и что Минздрав не просто так предупреждает. Пришлось объяснить товарищу, что загнется Егоров скорее от бессонницы и безделья, чем от никотина.
Егоров лежал в частной клинике уже почти неделю, и если с бездельем хоть как-то помогали мириться книги – тоже, между прочим, контрабандные, – то с бессонницей была настоящая беда.
А всему виной авария и, как следствие, черепно-мозговая травма, не так чтобы очень серьезная – легкий обморок, головная боль, тошнота, – но разрушившая в одночасье все его планы на отпуск. В кои-то веки вырвался на охоту, и нате вам – джип всмятку, голова чудом уцелела. А теперь вот бессонница…
Егоров вышел на балкон, облокотился о перила, закурил. Ночью можно было курить, особо не таясь, курить и смотреть на Большую Медведицу, необычайно яркую и даже в чем-то загадочную, и убеждать себя, что после перекура сон непременно придет. А еще ночью рождались стихотворения, порожденные бессонницей и от этого особенно пронзительные и искренние…
