До назначенного оставалось несколько минут, прокурор подошел к окну.
А вчера они с настоятелем, при расставании, оба отчего-то притормозились, не доходя до его машины.
Виктор посмотрел назад на белую грустную церковь и окончательно определил для себя ее образ:
— Девушка-невеста, потерявшая жениха.
Реакция получилась самая неожиданная — человек вздрогнул, лицо приняло напряженное выражение.
— Вы так почувствовали?
Мысль промелькнула, что он ляпнул сейчас неуместное, но ушла — глаза священника ждали от него подтверждения.
— С первых секунд почувствовал, еще оттуда, с дороги.
Снова случилось преображение — радость, и с детским оттенком робости.
— Благодарен вам очень.
Виктор начал догадываться:
— Так это… вы, ваш проект?
Тот покивал головой.
Захотелось сказать приятное что-то, но в голове завертелось общее, не несущее смысла… и отвергнутое, открыло место простому вопросу:
— Но почему?
Сейчас они оба смотрели на церковь — юную и скорбящую.
— Вы Зубакина, влиятельного местного воротилу, знаете?
— Пока только со слов.
Священник помедлил и показал рукой:
— Там за церковью могила его младшего брата. В прошлом он профессиональный военный. В первую кавказскую войну служил командиром роты разведбатальона.
Сделав вступление, пожилой человек помолчал немного…
— Да, приходит ко мне, помнится, пять лет назад — это когда они с братом полного благополучия уже добились — приходит на исповедь. Опыт у меня большой, сразу чувствую — с тяжестью на сердце пришел. Спрашиваю о грехах, говорю о спасительном покаянии, но понимаю — не то, он слушает лишь из уважения к сану. Говорю просто тогда: «расскажи мне о самом главном». — Настоятель повернул голову к церкви… или туда, где за ней находилась могила. — Рассказывает: проверяли горное поселение, убедились, что нет там боевиков, и стали себе уходить спокойно. Выскакивает вдруг мальчишка лет четырнадцати и дает им в спины из автомата очередь — убивает одного наповал. Кто-то из бойцов поблизости подскочил, выбил у него автомат — ну и поставили сразу к ближней стенке, — священник прерывисто вздохнул, качнул головой, словно сам видел ту сцену. — Сбивчиво дальше пошло: почувствовал, говорит, сейчас случится непоправимое; и такие слова: «шар земной перевернется, я должен его удержать…» В общем, дал команду — расстрел отставить. Бойцы, сказал, так взглянули, что сейчас самого убьют… но зубы стиснули, подчинились. Только не простили они ему, и уже «на гражданке», при ежегодной встрече, спрашивали: «Как твой-то сейчас — кого убивает, взрывает где?» — священник, переживая, снова вздохнул. — Смотрит он на меня, спрашивает: «Батюшка, правильно я поступил?» — сильное его мужское лицо, и по нему слезы текут.