Виктор знал, как утаскивала людей за собой война — и афганская и кавказская — делала из нормальных людей преступников, наркоманов, а больше всего — гробила алкоголем, поэтому не удивился окончанью истории, хотя горькое это неудивление.
— Вернулся из Москвы после очередной такой встречи в День десантника и сорвался в последний уже запой.
Страшно, отвратительно, и не война, конечно, тут виновата, а люди эти — «власть предержащие», и никто из них пока даже морально не осужден. А трагичней всего, что все эти малые и большие «власть предержащие» — дети народа, ну не хочет народ строгостей к собственным детям!
Священник тронул его за плечо.
— Подвезти?
— Пожалуй что подвезите.
Лимузин черный на малой скорости возник у бордюра, но без сопровождения.
Или не сюда?
Сюда, прополз дальше и остановился у главного входа.
Фигура, в черном костюме, возникла из передней дверки и проворно открыла заднюю.
Появилась другая фигура — в костюме светло-сером, модной блестящей ткани.
Комплекция очень внушительная.
Виктор занял место в должностном кресле, взглянул еще раз на имя-отчество на листке перекладного календаря — Зубакин Борис Григорьевич.
Через полминуты секретарь доложила о посетителе, и в кабинете оказался тот самый крупный мужик, но не толстый — сбитый, сильной породы.
Прокурор поздоровался и показал рукой на кресло напротив.
Мужик, усаживаясь, назвал имя-отчество и начал очень конкретно:
— Я в связи с убийством священника нашего. Понимаю, что материалы следствия находятся в режиме неразглашения, но и вы понимаете, что я могу оказать реальную помощь, особенно если буду действовать не вслепую. Чем вы, так сказать, рискуете? — он подождал, давая прокурору подумать. — Вы же понимаете, что запретить заниматься своим расследованием мне не можете.
— Правильно трактовать ваши слова так, что вы готовы при успешном сотрудничестве предоставить нам живых преступников, а не трупы?
— О-ой…
— Вот-вот.
— Да зачем вам они живые?
— А кто даст показания на заказчика?
— Вот вам как раз не дадут. А нам дадут. Потом спросим с заказчика.
— Борис Григорьевич, вы ведь давно уже мирный строитель.
— А я и раньше… вы спросите у старых служащих прокуратуры — хоть один случайный человек, когда у нас тут разное творилось, пострадал?
— Спрашивал.
— Ну вот.
— То есть предлагаете мне самосуд, с пытками, да?
— А кого жалеть-то! — лапа в полтора нормальных размера вскинулась с ручки кресла и сжалась в кулак. — Вы же этих тварей знаете не хуже меня!
— Ваш брат бы эту идею поддержал?
Человек, напротив, отчетливо вздрогнул, глаза на миг уперлись в прокурора, потом ушли в сторону…