Восторг обладания, желания и нежной заботы вспыхнул в нем, согревая кровь. Он подумал о ее губах, и ему захотелось снова ощутить их бархатистую мягкость, но он не смел ее разбудить. Ей необходим сон.
Их испытания далеко еще не закончились. Первый слабый свет зари начал просачиваться в их убежище. Окинув взглядом хижину, он обнаружил, что окружающая обстановка еще более убога, чем ему показалось ночью. Но теперь, когда болезненное воспоминание о другой хижине всплыло в его памяти, он впервые осознал, что не может отчетливо представить свое прошлое. Потому что она так близко. И картинка исчезла, затерялась в отдаленных уголках мозга. Губы Мерфи дрогнули в лукавой усмешке.
Она просыпалась и движениями своими напоминала кошку. Он с жадностью впитывал это зрелище, наблюдая за плавными движениями ее рук и ног, любуясь долгими ленивыми потягиваниями, тем, как она по-кошачьи выгибает спину. Тихое мурлыканье предшествовало трепету черных ресниц. Открыв глаза, она улыбнулась, приподнялась и коснулась поцелуем его таких сладких губ.
Его жизнь изменилась навсегда. Не имело значения, чем все это закончится, с ним навсегда останутся ощущения, которые она ему подарила. В какой именно момент он влюбился? А ведь дал себе клятву, что никогда этого не сделает.
Достаточно было одной только минуты. Секунды. Одного мгновения. Так не похоже это на все то, что он чувствовал прежде. Боль и гнев, которые он носил в себе со времен Вьетнама, отодвинулись в темные закоулки сердца, заполненного ею.
Он великолепен. Его обнаженное тело было твердым, узловатые мускулы, подрагивали, перекатываясь под ее ладонями. Маккензи улеглась на него сверху; прохладный утренний воздух щекотал ее обнаженное тело и смешивался с нарастающим жаром страсти.
Она потянулась к нему, чтобы встретить его губы и дать ему понять, как он стал ей дорог. Осознание этого пронзило ее, словно удар молнии из грозовой тучи, и она его приняла, и это придало ей сил.
Его руки крепко обняли ее. Ее губы скользили по его шее, по плечам.
Свет солнца становился все ярче, он вливался сквозь щели, зажигая в ее глазах искры.
— Доброе утро, — прошептал он прямо в ее жадные губы.
Она ответила ему улыбкой.
Он почувствовал дрожь в теле. Она села на него верхом, и он взял ее за руки. Поднес к губам одну, потом вторую руку, целуя их. Хотя оба были покрыты синяками и ссадинами, слияние их тел приносило облегчение.
Маккензи легла на него, вытянувшись; потом медленно соскользнула вниз, наполнив себя его плотью. Когда он начал приподниматься, она посмотрела на него сверху вниз и прошептала: