— В семь слишком рано?
— Замечательно!
— Не возражаешь, если я привезу все с собой?
— Сюда, ты имеешь в виду?
Он снова посерьезнел.
— Если только ты не считаешь это рискованным.
Кессиди улыбнулась, понимая, что он пытается защитить ее и что это бесполезно. Слишком поздно.
— Давай лучше я приготовлю завтрак, например яичницу-болтунью.
Пол хмыкнул:
— Да ладно, не мучайся. Холодная каша с молоком будет в самый раз.
— Думаю, я смогу приготовить что-нибудь получше.
Пол наклонил голову набок, его серые глаза внезапно стали дымчатыми.
— Дело не в еде, ты ведь знаешь. Главное — увидеть тебя.
— Спасибо.
— За что? — прозвучало в ответ почти жалобно. — За то, что усложнил тебе жизнь?
Кессиди покачала головой и, протянув руку, погладила его подбородок.
— За то, что появился в ней.
— Ненадолго, — мягко произнес он, и его улыбка была печальной.
— Я знаю, но это не страшно. Лучше немного, чем ничего.
Пол потянулся к ней со стоном, в котором звучали одновременно и боль, и благодарность. Она легко скользнула в его объятия, словно делала это уже миллион раз. Он прижался щекой к ее щеке и долго стоял так. Наконец отстранился и сказал:
— Бог мой, я эгоистичный уб…
Девушка прижала пальцы к его губам.
— Нет, ты просто загнан в угол, а я знаю, каково это.
Пол взял ее лицо в свои руки, нежно поцеловал в губы и быстро сделал шаг назад.
— Спокойной ночи.
Кессиди закрыла за ним дверь и обхватила себя руками. Ее мать часто говорила, что Кессиди просто обожает страдать и ее роль — роль жертвы. Видимо, она была права, подумала девушка.
Естественно, мать появилась в кухне, когда та была полна чада и дыма от жарящегося бекона. Она вошла через черный ход, бухнула на пол свою плетеную соломенную сумку и уперла руки в бока, приняв знакомую Кессиди воинственную позу. Ее длинные пепельные волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо. На ней была старая мужская рубашка, длинная юбка в складочку и теннисные туфли.
— Что ты задумала? — требовательным тоном спросила она. — Собираешься сжечь дом или отравиться?
— Пытаюсь приготовить завтрак для друга, — отозвалась Кессиди, сдувая упавшую на глаза прядку.
— Ну почему ты не можешь хоть раз в жизни прислушаться ко мне и понять, что потребление мертвых животных убивает тебя? — привычно возмутилась Анна.
«Мне что, надо есть живых?» — подумала Кессиди, но удержала язык за зубами. Среди прочих непревзойденных достоинств Анны было ее умение спорить.
— Это мужчина, — заявила мать, несколько шокированная. — Ты будешь завтракать с мужчиной.
— Я буду завтракать с другом, — объяснила Кессиди, осторожно размешивая соус и одновременно проверяя печенье в духовке.