За столом сидел дед. Придирчиво осматривал остатки трапезы. Выловил какой-то объедок, кинул за щеку, принялся жевать с довольным видом. Борун испытывал к этому существу разноречивые чувства – от брезгливости до суеверного страха, – но никогда прежде не ощущал при виде его столь искренней радости.
– Дедушка!
– Внучок!
Старый ящер вытер лапу о скатерть, сцапал недопитый кубок и жизнерадостно забулькал плохоньким винцом, которое здесь подавали. Борун отлично знал это вино. Это было его вино, он в свое время подмял под себя почти все казенные поставки.
– Дрянь винишко, – приговорил дед, отставляя пустой кубок. – Жаден ты, внучок. Ну да тем ты мне и люб. Что захандрил?
– А как ты сюда...
Дед замахал лапками:
– Нет-нет, даже и не помышляй! На волю не выведу, риск большой. Или неправым хочешь себя перед выскочками этими объявить? Сиди, ешь, пей. Две седмицы всего, чего не посидеть-то на всем готовом? А там и победа, там и корону тебе на блюде серебряном поднесут. Да с поклонами, со всем уважением.
Борун криво усмехнулся. Радость от того, что он здесь не один, померкла, уступая место привычному страху перед сверхъестественным созданием, мотивы которого – он вдруг это осознал – оставались совершенной тайной.
– А точно поднесут?
– Сомневаешься... – удрученно протянуло существо, и глаза у него стали грустные-грустные. – Не веришь. Родному деду не веришь! Я ли для тебя не...
– Ты стой, ты вот что, погоди-ка, – жарко, лихорадочно забормотал будущий народный избранник, налегши грудью на стол. – Мне из этих палат каменных два пути всего – на трон или на плаху. А твой-то, змеюка, твой в чем интерес? Ведь не человек ты, и нет за душой у тебя ничего человеческого...
– А у тебя есть? – холодно обронило нечто, сидящее напротив, и в голосе его отчетливо послышалось шипение. – Забыл, кто ты такой? Ты ж выродок почище меня! Тебя же слуги собственные боятся. А надо мне того же, чего и тебе: власти.
Змеиный голос смягчился и потеплел. С нежным присвистом он говорил с Боруном о самом для него сокровенном, словно приобщая к общей для двоих тайне.
– Власти, власти я хочу. Посмотри на меня, Борун, посмотри: я знаю и умею больше любого ныне живущего, я почти всемогущ. – И страшным, тоскливым бессилием дохнуло на обмякшего Боруна это признание древней твари. – Но кто я есть в этом мире? Бродяга, цирковая диковинка! Я живу среди подонков и шлюх, ничтожества окружают меня, я нелеп и смешон в их глазах. Ответь, Борун, изберут ли люди правителем такого, как я? Ты станешь королем и в благодарность сделаешь меня канцлером. – Он мгновенно успокоился, облизнул сизые губы раздвоенным языком: – Ведь сделаешь?