Утверждение основоположника христианства, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем, не просто справедливо по отношению к Дужкину. Еще не появившись здесь, в грезах он давно переспал со всеми этими красотками и теперь собирался воплотить свои мечты в материале.
Как и полагается в подобных местах, Дужкин слегка развязно и в то же время элегантно подошел к стойке, встал между двумя камелиями и выложил на стойку несколько новеньких купюр.
— Виски, — правильно выбрав степень громкости, сказал он. Затем Саша одарил обольщающей улыбкой ближайшую красотку и добавил: — Всем!
Широкоплечий бармен с непроницаемым лицом и ловкими руками нехотя и даже несколько брезгливо взял со стойки профессорские деньги, внимательно рассмотрел нарисованные на них химические приборы и тихо поинтересовался:
— Что это?
— Деньги, — сразу смешавшись, неуверенно ответил Дужкин.
— Чьи? — так же бесстрастно спросил бармен.
— Профессора, — начиная покрываться краской, едва слышно ответил Саша. — Химика. Он живет…
— Ясно, — перебил его бармен. — И сколько здесь?
— Он сказал, что много, — ответил Дужкин, не решаясь взглянуть в сторону красавиц. Ему казалось, что ресторанные лоретки только и ждут, чтобы рассмеяться ему в лицо.
— Ладно, — неожиданно произнес бармен. Он убрал злосчастные деньги в ящик, достал оттуда несколько купюр ярко-желтого цвета и бросил на стойку. — Возьмите сдачу.
Бармен принялся разливать виски по тяжелым, как кирпичи, стаканам, а Саша, кляня свою чувствительность, украдкой вздохнул и попытался придать своему лицу прежнее уверенно-небрежное выражение. На это ему понадобилось каких-нибудь пять секунд.
— Сдачи не надо, — на этот раз сдержаннее сказал Дужкин и тут же пожалел об этом. Бармен холодно взглянул не него, вынул из-под стойки деньги профессора и швырнул их Саше в лицо.
— Тогда убирайся вон, — негромко, но очень убедительно произнес он. — Принес какие-то паршивые бумажки да еще издевается. У меня у самого этого барахла хватает. Вот! — Бармен двумя руками яростно выгреб из ящика кучу банкнот и подбросил их вверх. Разноцветные и разнокалиберные бумажки дождем посыпались на прилавок.
— Ну хватит, Энгельгардт. Не видишь, он иностранец, — лениво произнесла одна из девиц и обратилась к Дужкину: — Иди ко мне, красавчик.
Побледнев от испуга, Саша начал что-то путано объяснять, но бармен подвинул ему полный стакан:
— Заткнись. Пей и помалкивай.
— Ну иди же сюда, иностранчик, — нежно повторила ресторанная гетера. — Энгельгардт, поставь-ка Высоцкого, будем веселиться.