— Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить. Время сетовать, и время плясать…
Он замолчал. Рита спала.
На кухне он встретил ее сына Джима. Это был крупный мужчина, работавший на стройке. Он сказал Полу, как ему тяжело. Они сели за кухонный стол.
— Ходросаркома, — с отвращением сказал Джим. — Никогда раньше не слышал этого слова. И вот она случилась, эта штука, которая убьет мою мать. Чертов рак.
Пол кивнул.
— Преподобный, — добавил Джим, — что вы говорите людям, когда их утешаете? Какие слова больше помогают?
— Самое трудное, это позволить нашим любимым умирать, — сказал ему Пол. — Некоторые люди продолжают общаться со своими любимыми, даже после того, как те умерли. Потому что не знают, как жить дальше.
— Так что вы говорите им, когда хотите помочь?
Пол достал ручку, взял салфетку из аккуратной стопочки на другом конце стола, и начертил жирную черную линию.
— Это линия, — сказал Джим.
— Я говорю людям, что их прошлое с одной стороны линии, а будущее — с другой, — объяснил Пол. — Они должны осознать, что как только пересекут эту линию, все изменится. Они должны смириться и принять эту перемену, так чтобы они смогли перейти в будущее.
Джим заметно сник.
Пол посмотрел на линию и понял, что она разделяет не прошлое и будущее, а жизнь и смерть. Слева коротенькая жизнь, полная радостей, горестей, скитаний и поисков. Справа, либо вечная радость в союзе с Творцом, либо вечное забвение — бесконечный, бессмысленный, пугающий мрак — где все одиноки, где все забыты, где все есть ничто.
* * *
Госпиталь оказался гораздо больше и сложнее, когда выжившие стали исследовать его недра. Они помечали изученные места флуоресцентной краской. Трубки со всех телефонов были сорваны. Этан поднял одну и поднес к уху по старой привычке. Набрал свой домашний номер и стал слушать. Гудков не было. Никто не отвечал. Он аккуратно положил трубку на место, и поспешил догонять других выживших, которые остановились перед какой-то дверью.
Здесь стоял кислый, прогорклый запах мертвой плоти. Этан прижал к носу и рту тряпку, смоченную одеколоном, с трудом сдерживая рвоту.
— Мы должны проверить каждую комнату, — сказала Энн.
Другие неохотно кивнули и вошли внутрь.
Этан тут же пожалел об этом. Он медленно стал изучать стены с помощью фонарика. Везде висели карандашные рисунки, грубые изображения домов, мам, пап, домашних животных, солнц с исходящими из них большими желтыми лучами. И все это покрывали брызги запекшейся крови.