Нет, не хочу. Все какое-то… серое.
Мне часто кажется, что настоящая моя жизнь еще не началась. Вот я сейчас пишу в дневник – а сама думаю: не-ет, это не настоящее. В настоящей жизни я буду счастлива. В настоящей жизни меня будут любить и понимать. В настоящей жизни у меня будет… ну, кто-нибудь будет.
Но когда же начнется настоящая жизнь? Думаю, когда поступлю в институт. Но иногда еще думаю: а вдруг там тоже стану откладывать на потом? И опять начнется вечное «завтра»: вот через год, вот через месяц, вот через пятнадцать минут начнется…
И черт бы с этим! Но ведь самый ужас – «завтра» никогда не наступает.
И… я вдруг подумала… почему не сегодня? Пусть настоящая жизнь наступит прямо сейчас. Да, меня никто не любит… вернее, родители любят, но это не в счет. Главное, что никто не понимает, вообще никто, кроме собаки. И у меня почти нет друзей, есть Егор, но это же несерьезно. Может, поэтому я и завела дневник? Чтобы разговаривать сама с собой?
Ведь на эту ненастоящую жизнь уходит самое настоящее мое время. А я жду, будто жизнь еще и не начиналась. А годы-то уходят, страшно представить, допустим, 25 или 29 лет… я же буду совсем старенькая.
Жалко времени. Надо попробовать быть настоящей. Там, в институте, я буду смелой, доброй, интересной, никого не буду стесняться…
Почему бы не начать? Хоть попробовать. Надо улыбаться людям, делать что-нибудь хорошее. А то дни проходят, а жизнь все не наступает и не наступает.
В городе она освоилась быстро, за неделю. Тут не было ни автобусов, ни маршруток – все ходили пешком, и Динка, которую поначалу это изумляло, сама вскоре стала привычно бегать по улицам, изучив тропки и короткие прямые дорожки.
Каникулы еще не кончились, так что она часами бесцельно болталась по улицам, глазела, что называется, пока ноги не заледеневали в модных меховых ботинках. Ей нравилось сворачивать в незнакомые дворы, рассматривать двухэтажные бараки с выбитыми стеклами, останавливаться, чтобы вдохнуть колкий запах печного дыма, от которого вспоминался костер, рыбалка и хруст подгоревшей картофельной кожуры.
Динка смотрела, как жители таскают воду ведрами из колонки, обламывала сосульки с невысоких крыш дровяных сараев, гуляла по лесной дорожке до кладбища. Ее завораживал снег. Она так давно не видела снега. Раньше и не замечала, какой он странный, волшебный – жемчужно-серый в безлунную ночь; а под луной – сияющий, в звездочках, в длинных сиреневых тенях. Она слушала скрип под ногами, трогала снег голой ладонью, позволяла растаять между пальцами. Она подолгу стояла под фонарем, глядя, как очумелые хлопья валятся из черноты. С шорохом – шух-шух-шух.