К своим ли?
Наши надежды вернуться на Родину как её освободители от сталинского режима развеялись уже давно. Но мы всё ещё не верили в то, что западные союзники сохранят дружбу с Советским Союзом, когда придет время делить Восточную Европу. Станислав был уверен в том, что начнётся спор, и нам только надо подождать, когда американцам будут нужны люди, преданные своей Родине и ненавидящие Сталина. «Пойми же, — говорил он мне, — ведь капитализм и коммунизм несовместимы».
Так, предсказывая политическую судьбу Европы, мы уснули в полном неведении о своем будущем.
Через пару дней, когда уже ничего не осталось от нашей копчёнки, мы перешли границу между Чехословакией и Германией. Мы увидели деревню, на улице были американцы и немцы. Американцы жевали жевательную резинку, а немцы, в большинстве своём в гражданской одежде, толклись вокруг полевых кухонь. Из огромных котлов выдавали постоянно прибывающим беженцам какую-то еду, организованную с санкции американского командования местным бургомистром.
Мы провели лето 1945 года в местечке Герцогенаурах, работая на американцев.
Станислав Гутчас. Фото 1945 г.
Станислав присматривал за кафетерием, а мне с помощью одного американского офицера, говорившего немного по-русски, удалось устроиться в спортивном зале, где я учил солдат и даже офицеров борьбе без оружия, штанге и гимнастике на снарядах. (Пришлось вспомнить время, проведённое в институте Лесгафта).
В ФИЛЬТРАЦИОННОМ ЛАГЕРЕ СМЕРША
Одним утром всех, кто был зарегистрирован как русский, собрали, пересчитали, посадили в машины и повезли в Нюрнберг. Только там, за колючей проволокой, мы узнали, что нас отправляют в Советскую зону, для передачи Советам. Громких протестов не было, так как таких, как я, в этой группе не нашлось — все были насильственно угнанные немцами на работу в Германии.
Имея при себе клочок бумаги с фальшивыми данными о моей работе у фермеров, который я получил от бургомистра Герцогенаураха, я выжидал удобного момента для побега. Но не тут-то было. Погрузка в вагоны произошла тут же в лагере за проволокой, товарный вагон с двумя десятками людьми закрыли и заперли, и через несколько часов мы остановились на границе между американской и советской зонами.
В вагоне все приутихли. Была слышна русская речь (и даже иногда русский мат). Состав обыскивали как снаружи, так и изнутри. Кто-то вертел ключом в замке, дверь вагона приоткрылась, и молодой солдат зашел в вагон. «Оружие есть?» — спросил он, не глядя на нас. «Нет», — ответили мы. Но все равно пришлось открывать чемоданы, сумки и мешки для проверки.