— Но ради чего? — спросила она, сидя за домашним столом во время одного из возвращений из университета и, под грустным взглядом матери, выковыривая пальцем изюминку из своего куска кекса. — Сама же ты не ешь его.
— Знаю. Просто нужно чем-то занять руки.
— Должно быть, хочется кого-то побить, — подпустила шпильку Молли.
— Ммм… возможно, — ответила мать. — Твоя бабушка всегда пекла этот кекс, когда была расстроена. Но для нее, прошедшей через войну, шоколадный кекс был баловством и роскошью.
— Успокаивающее занятие, — блеснула знаниями по психологии Молли.
— Что-то в этом роде, — согласилась тогда мать.
Злобно хмурясь, Молли начала просеивать муку в тесто. Это отрезвляющий, хотя и унизительный момент нежеланного осознания, что она продолжает семейную традицию. Но в то же время есть что-то несомненно успокаивающее в этом знании, даже для такой независимо мыслящей натуры, как она.
Внезапно ее раздражение усилилось.
Не значит ли это, что лет через двадцать ее дочь будет стоять над миской с тестом, давая выход отрицательным эмоциям?
Ее дочь. Лицо у Молли смягчилось, губы растянулись в истинно женской понимающей улыбке.
Конечно, она будет похожа на своего отца, будет обладать всеми его ошеломляюще красивыми чертами, но по-своему, по-женски. Он будет обожать и баловать дочь, а потом обвинять ее, Молли, в том, что она слишком снисходительна к девочке. Он будет учить ее ловить рыбу и плавать, пытаться сделать из нее мальчишку, сорвиголову, а потом будет ошеломлен, смущен и совершенно обезоружен, когда в один прекрасный день она спустится по лестнице в своем первом «взрослом» и женственном наряде.
Он будет ненавидеть ее мальчиков и вторгаться в ночные оргии — по крайней мере так ей будет казаться, — и он же будет бороться с навернувшимися на глаза слезами, когда она, рано или поздно, покинет дом. Конечно, она откажется использовать титул, но в глубине души будет гордиться историей и семейными традициями, которые получила в наследство…
Молли рассерженно вздохнула, когда первая слеза, а за ней и вторая упали на стол. Чувствуя себя глубоко несчастной, она смахнула их. С какой стати плакать? Алекс не для нее.
Он олицетворяет собой все, что она не любит, презирает. Однако, как говорится, лучший способ изменить нечто — познать это нечто изнутри.
Если верить Бобу, Алекс — очень передовой и либеральный землевладелец, при этом жалостливый и заботливый человек — запретил охоту в своих владениях, и он же поставил интересы и благополучие своих арендаторов едва ли не выше собственных интересов. Этот человек не торгует своим наследственным титулом и привилегиями, а использует их на пользу другим людям. Этот человек…