— Чарли, я ощущаю твой страх, когда целую тебя. Когда пытаюсь обнять тебя. Вот что они отняли у тебя, дорогая. Они отняли то, что должно было быть прекрасным, и превратили его в дурное, отвратительное, неприятное и невероятно грубое.
— То, что он делал с этой женщиной… что пытался сделать со мной…
— Тише-тише, я знаю, — успокоил ее Раф. — Так не должно быть.
Теперь она попыталась оттолкнуть его.
— Я не настолько глупа. Я знаю это. То есть в своем сознании я понимаю это. И я уверена в глубине души, что ты никогда не обидишь меня, никогда. И… я понимаю, что мы уже не дети и мы должны бы оба хотеть того, чего ты хочешь от меня… и я хочу, хочу этого! Но ведь ты такой чуткий… такой чертовски чуткий, словно я могу разбиться вдребезги на миллион кусочков, и я чувствую себя такой глупой, потому что ты смотришь на меня как на несчастную жертву, с которой плохо обошлись. Но я не жертва, Раф! Я не жертва! Я понимаю, как все должно быть между нами. Когда я думаю, что тебе грозит опасность, мне просто хочется подойти к тебе, удержать тебя и…
Теперь он уже не держал ее лицо в своих ладонях. Он обнял ее и крепко прижал к себе, закрыв поцелуем ее рот.
Он ощутил, как она мягко подалась к нему, возможно, то был даже робкий порыв страсти, но понимал, что это лишь краткий порыв. Сейчас она отшатнется, и он снова потеряет ее.
Он прошептал у самых ее губ:
— Улыбайся, дорогая. Улыбайся, когда я целую тебя, а ты меня.
Она положила ладони ему на грудь и отодвинулась от него, но не в страхе.
— Улыбаться? Почему ты это говоришь?
— Не знаю. Слова сами пришли мне в голову. Черт возьми, мы хотели быть счастливыми, помнишь? Попытайся, Чарли. Мы оба попытаемся.
— Ты сумасшедший, — сказала она.
Но улыбалась ему.
Ее улыбка еще не угасла, как его губы тоже изогнулись в улыбке, и он снова поцеловал ее.
Внезапно он ощутил совсем иное чувство, крайне приятное. Ее губы были мягкими, и она не отталкивала его, не собиралась отпрянуть и умчаться из комнаты.
Склонив голову, он целовал уголки ее рта. Никаких попыток большей близости, он лишь полностью завладел ее полными губами, которые неотступно преследовали его в мечтах. Она вздохнула, словно тая и его руках.
А затем хихикнула.
Он попытался сохранять серьезность — учитель, преподающий урок, — но восхитительный звук ее смеха заставил и его улыбнуться.
Вот так, губы к губам, положив руки на плечи друг другу, они разделяли сейчас необыкновенное, такое редкое, искреннее чувство — они разделяли радость любви.
Они взглянули друг на друга, и он увидел прекрасные карие глаза Шарлотты, в которых светился восторг, и не было ни тени страха или тревоги.