Ну надо же, какие мы прозорливые.
Персиваль не стал отвечать. Он молча отобрал бутылку, зубами вытащил пробку и наполнил стаканы.
— Я могу помочь. В том, что касается рекомендаций. Я мог бы пообещать и место, но честно говоря, не уверен, что сдержу слово. А с рекомендациями от "Восточной компании" ты без труда сумеешь…
Виски хороший. Односолодовый шотландский, небось. Такого в местной лавчонке не купишь, да и если бы можно было, то стоило ли тратиться? А поет Дорри славно, прям как тот, другой Дорриан, который давным-давно исчез из жизни Персиваля. Он тоже сделку предложил, правда, на стол ставил не виски, и вообще не было стола, а был задний двор, плоский камень и жестяная банка. А в ней, вперемешку, печенье, конфеты и мраморные шарики. Как он тогда сказал? Я тебе плачу, а ты меня не трогаешь?
— От меня чего надо? — Персиваль отодвинул стакан. Выпить хотелось. Когда выпьешь, оно легче становится. Правда, только поначалу, потому как после совсем уж тошно.
И спина болит зверски. Особенно вчера. Всю ночь спать не давала. И день тоже. И вот опять…
Дорри не спешит пить, как не спешит и говорить. Не нужно соглашаться. И тогда не нужно было, но прошлое не исправить, а тут все наново.
Клыкастые хорошего не предложат.
— Мне нужно, чтобы ты помог мне проникнуть в один дом, — сказал Дорри и залпом осушил стакан.
Совсем интересно.
В центре комнаты горели свечи. Три стеариновых колонны на шатком постаменте древнего канделябра — слишком мало, чтобы и вправду принести свет. Зеркала жадно ловили осколки огней, множили и делили на искры, а те тонули в чернильных глубинах.
Ночь же, наглея, расправляла крылья, норовя смахнуть дерзкое пламя, и огоньки гнулись, и распрямлялись, вспыхивая с новой силой. И ночь отступала.
Девушка не видела ни тьмы, ни света.
Она сидела, глядя в зеркала, но не видела и их. Лицо ее было неподвижно, и лишь слезы на ресницах да дрожащие губы выдавали, что девушка жива.
В руках она держала китайскую шкатулку. Но вот пальцы скользнули по чеканным драконам, то надавливая, то поглаживая золотую чешую. Шкатулка щелкнула, приоткрывая пасть.
— Это будет правильно, — сказала девушка, смахивая слезу.
Она достала из шкатулки пачку писем, перевязанных розовой ленточкой.
— Несомненно, это будет правильно.
Огоньки на свечах вытянулись, ожидая подачки. И с готовностью лизнули желтый бумажный лист.
"Моя прекрасная принцесса, прости, что вновь осмелился написать тебе. Я искренне пытался бороться с собой, но кто я, чтобы победить любовь? Мое сердце задыхается от боли. Моя душа, о которой ты говорила, что ее нет, стонет.