Не сговариваясь, Мирабель и Дирдрей произнесли в унисон:
— Но вы не должны забывать, папа, что Дезмонд пожелает охотиться с собственными собаками и, конечно, научится содержать их к тому времени, когда вы изрядно состаритесь для этого занятия.
Глаза Эльмины, сидевшей на противоположном конце стола, радостно заблестели.
Она поняла, что ей не придется вступать в сражение, победа в котором означала для нее нечто большее, чем для любой из старших сестер.
Нельзя сказать, что у нее были чрезмерные опасения на этот счет.
Она не сомневалась в привязанности отца к лошадям и гончим и знала, с каким нетерпением он весь год готовится к началу каждого охотничьего сезона.
Чутье подсказывало ей, что, сколько бы граф ни сетовал, ни роптал и ни ворчал, он скорее оставит дочерей без нарядов, нежели расстанется с тем, что столь много значит для него (и — так уж случилось — для нее).
Граф, горько разочарованный в третьем ребенке, обращался с девочкой совсем иначе, нежели со старшими дочерьми.
Как это ни странно, он даже обсуждал с Эльминой вопросы управления поместьем, не говоря уж о содержании лошадей и уходе за ними.
Она помогла ему тренировать молодых жеребцов, рожденных в их собственных конюшнях или купленных на распродажах, и воспитывать из них первоклассных скакунов для охоты.
Часть натренированных лошадей граф оставлял для себя и своей семьи, остальных продавал с ощутимой выгодой.
Осенью именно Эльмина отправлялась с ним стрелять, если к нему не приезжали гости, сопровождала его в долгих и утомительных походах по полям и в дождь, и в холодную, ветреную погоду, не беспокоясь, что это может пагубно отразиться на цвете ее лица.
Она не внимала предупреждениям сестер о риске столь нелепо испортить свою внешность, так как любила бывать подле отца.
В какой-то момент она поняла, хотя это могло показаться невероятным, что ей надоедают их бесконечные разговоры о самых последних направлениях в моде, а позже — когда Мирабель уже представили ко двору — пересуды и сплетни о любовных похождениях представителей света, которых она никогда не видела.
Так как Эльмина была самая младшая, ей постоянно приходилось донашивать за обеими сестрами приедавшиеся им наряды.
Покуда ее официально еще не вывозили в общество, мнение этого общества и его взгляд на моду ее никоим образом не касались.
По окончании завтрака девушка задалась вопросом, как скоро ей удастся выйти из-за стола и сумеет ли она сбежать в конюшни до того, как мать найдет для нее какое-нибудь занятие в доме.
Но в этот миг в комнату вошел дворецкий с письмом на серебряном подносе.