Игорь начал собираться. Бугров сидел, сложив руки на животе, и поверх очков внимательно смотрел на друга.
— Что с тобой, Гага? Ты совсем скис. Мальчишка старался...
— Ах, оставь, — перебил его Игорь. — Я знаю, что говорю. Он готов был убить меня, этот сопляк. — Он вспомнил мальчишку: сабля в опущенной руке, бледное лицо, испарина на лбу и взгляд — недобрый, недетский, отчужденный... — Брошу я фехтование, Валя.
— Ну-ну, перестань психовать. Ты устал.
— Серьезно, Бугров. Пора браться за дело. Я постоянно об этом думаю, все клянусь не брать в руки саблю, а вечером собираю в мешок оружие и тащусь в зал. Стараюсь, как никогда, и, главное, знаю, что напрасно. Третий год подряд на институтских соревнованиях занимаю второе место. Чемпионы меняются, а я все вторым. Весной выступлю в последний раз — и прощай, оружие! Будь здоров! Кланяйся Вере.
Снегопад кончился. На улицах подмораживало. Игорь быстро шел вечерними улицами, зажав в руке ремень брезентового мешка, в котором тонко позванивали клинки.
1971
Была такая незатейливая песенка «Есть на севере хороший городок...» Теперь ее не поют, редко поют. Должно быть, на нынешний вкус она чересчур незатейлива. А раньше семь голосов спорили за честь быть этим «хорошим городком». Мой друг, влюбленный в русский Север, утверждает, что автор песни имел в виду Каргополь. Мне же всегда казалось, что речь шла о Тобольске, что это именно он «в снегах суровых северных залег...»
Давняя то была фантазия, отроческий еще туман. Ведь иной раз и ответить не можешь, почему какое-то место или край, где ты никогда не был, вдруг обретают над тобой власть. Край, или город, или одно только имя его. Тобольск жил в моей памяти поэтическим образом, чудесным в своей древности и завораживающей таинственности: за лесами, за речными излуками, среди снегов — древняя сибирская столица, «первый стольный во всех городех», откуда лежал путь дальше на север, в совсем уже легендарную Мангазею... От «златокипящей Мангазеи» нынче не осталось ни городища, ни пепелища. Да и м о й Тобольск (я это знал) уходил, менялся, примерял новое платье — рос, строил порт, возводил огромный нефтехимкомбинат. Вот и поезда пошли к городу, а я все мешкал, все не мог собраться. А он был совсем рядом, каких-нибудь пятьсот километров. По нашим-то масштабам и не расстояние вовсе!
Наконец мне выпала дорога.
Я проснулся в гостинице от бьющего в глаза солнца. За балконной дверью до самого горизонта тянулись пестрые осенние леса: первые утренники уже обожгли листву. У нас деревья стояли еще зеленые, а здесь чувствовался Север.