Рядом с нами стоит увешанный кранцами океанский буксир «Хоби». Странное имя! Среди сновавших по заливу грязных портовых суденышек с немудреными названиями, вроде «Моряка» или даже «Сверловщика», этот «Хоби» выглядел немыслимым щеголем, иностранцем.
В столовой команды я добросовестно прочел стенгазету «Маяк» под бодрой шапкой «Даешь Арктику!» Медицинская страничка открывалась беседой судового врача А. Начинкина о болезни грязных рук — дизентерии. Статья называлась «Помни об этом!» Я пошарил в памяти. От дизентерии умер сэр Фрэнсис Дрейк. Не мыл рук?
Два застекленных шкафа — судовая библиотека. Тут было где развернуться: Лев Толстой, Флобер, «Рассказы о милиции», Шолохов, новеллы Пу Сун-лина, книга мастера спорта Шмульяна «Середина игры в шашки», зачитанные до дыр Ильф и Петров, Сервантес, 8 томов арабских сказок, брошюра «Сохраним зубы», комплект журналов «Охрана труда и социальное страхование».
Мы до полуночи ползали по заливу, брали масло и соляр, еще что-то делали... Так и не дождавшись выхода в открытое море, я ушел спать. А когда утром поднялся на палубу, вокруг уже расстилалась неспокойная, мутно-зеленая равнина, исколотая гребешками пены, и берегов не было видно.
Там, в душных кубриках, ребята только просыпались, и здесь наверху было пусто. Пусто и холодно. Лишь на шлюпочной палубе стоял высокий худой парень с бледным прыщеватым лицом. Одет он был в белую поварскую куртку и джинсы. Миша Котеночков, наш кок-пекарь, наш камбузник. Кухонный мальчик. В некотором роде даже коллега. В судовой роли мы занимали с ним две последние строчки: камбузник и уборщик.
Миша заметил меня и улыбнулся. В этой улыбке был намек на некую общность, на посвященность в дела другого: мол, и ты... Что он имел в виду? Комиссию? Ну да! Унизительные для нашего мужского самолюбия часы, когда мы ждали приема в толпе буфетчиц, официанток, уборщиц.
Он начался с того, что я вымыл на судне все душевые, а потом до вечернего чая занимался чисткой трюмов, где остались клочья бумаги и сахарный песок с норвежского рейса. («Мста» только что вернулась из Бергена. Она работала на ближних линиях, на «коротком плече», как говорят моряки: голландские, скандинавские, английские порты.) Я орудовал скребком и веником из рисовой соломы и все поглядывал наверх, где опробывали паровые лебедки. Там что-то ухало, скрежетало, на палубу со звоном падали какие-то предметы. Ключи? Болты? Очень мне неуютно было внизу, все казалось, что в трюм обязательно что-нибудь свалится. Но над головой ходили только верхушки мачт.