Мужчина повернулся к Фалькону. Краска на лице при резком свете фар землечерпалки придавала ему какой-то призрачный вид.
— Мальчик там… комната, как войдешь, справа, но…
— Они сказали, что сделали ему укол успокоительного.
— Он не дышит. На лице подушка. Часа два прошло, — сказал мужчина. — Сначала вы посмотрите. Ей видеть — нехорошо.
— Они его убили?
— Вы знали мальчика? — проговорил мужчина, кивнув.
— Его задушили подушкой? — опять задал вопрос Фалькон. Он был совершенно ошеломлен.
— Несколько часов назад. До вашего приезда. Вы бы ничем не помогли.
— Почему они так сделали? — воскликнул Фалькон. Привыкший к бредовым преступлениям инспектор полиции, чьей работой было вносить ясность и логику в нелогичное по своей природе, сейчас испытывал потрясение — у них не было причины так поступать!
— Эти люди думают иначе, — сказал мужчина. — А сейчас идите. Ей тяжело.
Консуэло цепко держали двое, и она испускала беспомощные крики. Она не билась, не сопротивлялась, все ее силы уходили на эти пронзительные крики раненого зверя. Он подбежал к ней. Ее положили на землю. Едва завидев Фалькона, она замолчала, словно ей перехватило горло.
— Что случилось? — слабым голосом спросила она. — Что они сделали?
— Сначала я пойду посмотрю, — сказал Фалькон. — Это займет минуты две, а тогда уже входи ты. Хорошо?
Она поглядела на него так, словно это был доктор, только что сообщивший ей о ее смертельной болезни, но хорошо хоть, что она временно замолчала.
— Скажи мне, — сказала она. От волнения она не могла точно выразить мысль.
— Я сперва хочу сам взглянуть, — повторил он, гладя ее щеку. — Потом тебя позову. Две минуты — не больше. Можешь считать секунды.
Не разбирая дороги, он заспешил к дому, пригнувшись, нырнул в низкую входную дверь. В левой комнате на столе по-прежнему стоял компьютер и лежали диски, пол был усеян обломками стульев — их разметало взрывом гранаты в углу. Через дверь он различил фигуру кубинца. Тот был раздет и привязан к стулу — руки заведены за спинку стула, щиколотки приторочены к его ножкам. Широко разбросанные в стороны ноги, обнаженные гениталии и дикий, животный страх в глазах.
— Это не для вас, — послышалось справа от него. Сказано это было с сильным акцентом. — Сюда пройдите.
Он прошел к указанной двери, стирая с лица заливавший глаза пот и пытаясь успокоиться, обрести стороннее хладнокровие профессионала. Нет, невозможно. Дверь оказалась приоткрытой. Коренастый русский с раскрашенным лицом и автоматическим пистолетом с цилиндриком глушителя кивнул ему. Он заставил себя войти, чувствуя, как горло сжимает невыносимая боль. А ведь еще минуту назад он с таким радостным облегчением вдыхал в себя запах сырой земли! Едва переступив порог, он вдруг вспомнил, как в саду играл в футбол с Дарио, и это промелькнувшее в мозгу видение заставило его усомниться, сумеет ли он справиться с собой, увидев то, что ему предстояло увидеть.