По пожарной лестнице он поднялся к двери над каким-то сараем. Изнутри слышалось шарканье и глухое постукивание.
— Кто там?
— Полиция.
— Momentito.>[5]
Дверь открыла высокая стройная мулатка. У нее была очень длинная шея, а в утянутых назад медно-рыжих волосах Фалькон заметил мелкие щепочки. Опилки прилипли и к щекам. На женщине был ярко-синий халат, надетый на голое, в одних только трусах, тело. Ее лоб и переносицу покрывали капли пота. Пот стекал и на обнаженные ключицы. Она тяжело дышала.
— Мариса Морено? — осведомился Фалькон, показывая полицейское удостоверение. — Я старший инспектор Хавьер Фалькон.
— Я уже раз двести рассказывала старшему инспектору Луису Зоррите все, что знаю, — сказала женщина. — Прибавить к этому мне нечего.
— Я пришел поговорить с вами о вашей сестре.
— Моей сестре? — удивленно протянула женщина. Но лицо ее, как это тут же отметил Фалькон, застыло от страха.
— У вас имеется сестра по имени Маргарита.
— Имя моей сестры мне известно.
Фалькон выдержал паузу, надеясь, что Марисе захочется прервать молчание каким-либо дополнительным кусочком информации. Но она лишь сверлила его взглядом, пока он не отвел глаза.
— Вы заявляли о ее исчезновении в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, когда сестре вашей еще не было семнадцати.
— Войдите, — сказала Мариса, — и ничего не трогайте.
Пол студии в тех местах, где отвалилась плитка, был грубо залатан рыжим цементом. В воздухе стоял запах свежеструганого дерева, скипидара и масляных красок. Повсюду валялись щепки и кусочки дерева, а в углу высилась куча опилок. С поперечной балки свисал толстый, способный выдержать целую мясную тушу крюк с электропилой, цепь которой была перекинута через балку.
Под этим замусоленным, в пятнах масла и опилках инструментом стояли три отполированные деревянные фигуры. Фигуры были темные, одна из них — без головы. Чтобы отыскать себе место, Фалькону пришлось обойти скульптуру кругом. Фигура без головы была женской, с высокими, безукоризненно круглыми грудями. Две статуи по бокам изображали мужчин с невыразительными лицами и пустыми глазами. В напряженно вздувшихся мускулах мужчин было что-то дикарское, яростное. Преувеличенные размеры гениталий, несмотря на вялое их состояние, таили в себе угрозу; казалось, что этих мужчин утомило недавнее насилие.
Мариса следила за реакцией Фалькона, ожидая от него очередной пошлости. Ей еще не встречался белый мужчина, который воздержался бы от критических замечаний по поводу ее скульптур, а эти ее воины с их огромными пенисами всегда вызывали восторг, одновременно толкая зрителей отпустить какую-нибудь скабрезность. Но Фалькон, как она убедилась, даже бровью не повел, лишь беглая гримаса отвращения мелькнула на его лице при взгляде на скульптуру.