— Я решил очертить более широкий круг, изучая произошедшие недавно случаи насилия, — сказал Фалькон, — и посмотреть, не намечается ли тут связь с деятельностью заговорщиков, этих хитроумных Лукрецио Аренаса и Сезара Бенито.
— Судя по вашим словам, все новостные каналы, газеты и прочие средства массовой информации, помимо «АБС», трубят о «католическом заговоре». А что скажете о другой нашей излюбленной национальной идее — все вопиющие преступления считать «промыслом Божьим»? Не имеет ли этот «промысел Божий» своего подразделения боевиков-исполнителей?
Мужчины обменялись улыбками.
— Единственное, что мы знаем наверняка от задержанных подозреваемых и из прочих наших следственных мероприятий, — это то, что действовал Аренас отнюдь не из приверженности католицизму, — сказал Фалькон. — Нашим неуловимым мошенником двигали иные соображения и вера более искренняя и трепетная, идущая из самой глубины его существа.
— А сфера Сезара Бенито — строительный бизнес, — сказал Зоррита.
— Где всегда крутятся большие грязные деньги, которые легко можно спрятать в офшорах.
— Но выявить путь этих денег в офшорах вы не сумели, — сказал Зоррита.
— Однако ясно, что имело место их отмывание и что оба лица владеют крупной собственностью в Коста-дель-Соль.
— Русская мафия, — заметил Зоррита. — Я вполне отдаю себе отчет в том, что как только речь заходит об «отмывании денег» в связи с «Коста-дель-Соль», тут же, на уровне инстинкта, коленного рефлекса, возникает мысль о русской мафии, но после недавнего скандала в городском совете…
Фалькон кивнул.
— И вы думаете, проникнуть туда будет легче, чем в офшорные сделки?
— Давайте разберемся в том, что касается насильственных действий. — Фалькон предупреждающе поднял вверх указательный палец. — За короткий период, предшествующий взрыву шестого июня, произошло пять случаев того, что мы можем квалифицировать как проявление насилия. Первый случай — это убийство Татеба Хассани, ключевой фигуры в заговоре, так как именно он разрабатывал и формулировал по-арабски экстремистские планы по захвату Андалузии. Он был найден на севильской свалке отравленным и искалеченным в утро, когда произошел взрыв. Убит он был потому, что, во-первых, слишком много знал, во-вторых, был опасен для заговора и, в-третьих, личностью своей марал остальных участников. Вторым проявлением насилия был сам взрыв, задуманный как дискредитация мусульманских экстремистов, попытка направить против них гнев общества и тем самым набрать очки для партии «Фуэрса Андалусия» в гонке за партнерство с правящей Народной партией.