Богушевич бежал вместе со всеми, как и все, пригибался, прятался за деревья, когда свистели над головой пули. Стрелял наугад туда, где мелькали кони и синие мундиры уланов. Где были Лемжа и Микола, которые до самой атаки конников находились с ним рядом, Богушевич не знал, да и не искал их. А потом уже никого из повстанцев не видел, хотя были они где-то неподалеку, слышались их выстрелы. Так, перебежками, они отступали через всю рощу, пока не увидели хутор, дорогу и затон, - то место, откуда спасались бегством в этот редкий лесок, и поняли, что выхода нет. Выстрелы стали стихать.
Понял, что выхода нет, и Богушевич. Но если, убегая от конников, он, как и все, был в паническом страхе, то теперь, на удивление себе, почувствовал вдруг в душе какую-то отчаянность и бесшабашность, какой-то исступленный азарт, когда ничего не жалеешь и не боишься, идешь ва-банк, имея ничтожный шанс выиграть. Он остановился возле толстой сосны, которую окружали кусты можжевельника и купка елочек, стал на колени, высыпал из кармана на землю патроны - их осталось не больше дюжины - и теперь стрелял, уже прицеливаясь, в уланов, которые спешились и шли цепью по всей роще. Его не видели, а он видел того, кого брал на мушку. Стрелял спокойно, приказывая себе не волноваться, стараясь не замечать того, что часть повстанцев, отбежав на опушку, побросала оружие, собралась в тесную кучку и подняла вверх руки. Неподалеку от Богушевича стрелял еще кто-то. Кто - не видел, заслоняли елки. И Богушевич стал невольно подлаживаться к соседу. Тот выстрелит, и он пальнет. Уланы исчезли из вида, залегли, и Богушевич стрелял, уже не целясь. Просто туда, где, как он считал, должны были быть солдаты.
Справа отчаянно вскрикнули - видно, тот, кто стрелял рядом. Еще один вскрик - и Богушевич узнал по голосу Лемжу. Привстал, чтобы поглядеть, что с ним. Лемжа, зажав левой рукой правую кисть, пригнулся и побежал к опушке.
- Куда ты? - крикнул ему Богушевич, и, как бы в ответ на его крик, прогремели разом несколько выстрелов - били, конечно же, по Лемже. А он все бежал, и куда, чудак, бежал - там же чистое поле. Упал ничком, как подкошенный, будто на него обрушилось сразу два удара: один спереди - по ногам, другой сзади - в затылок.
И в этот самый миг Богушевич тоже почувствовал резкий удар в ногу, ниже колена. Удар был такой, словно кто-то кинул в него острым камнем. Леденящая боль охватила весь правый бок. Он сразу и не догадался даже, что это в него попала пуля, и потому взглянул сперва наверх, на дерево, не оттуда ли что-то упало, а уж потом на ногу. Она была в крови, леденящая боль сменилась горячей, жгучей. Богушевич растерянно смотрел, как кровь расползается по штанине, выше завернутого голенища сапога и теплой струйкой стекает внутрь до самой ступни. Перевязать рану было нечем, и он зажал ее рукой.