Возможно, они бы поссорились, разошлись по разным комнатам, если бы не Туня. Девочка выбежала из спальни в длинной синей ночной рубашонке, притопала босиком к отцу, потянулась к нему:
- Папка, а я не заснула, я тебя ждала.
Франтишек подхватил ее на руки, подкинул до потолка, поймал.
- Ой, папка, еще, еще! - кричала счастливая Туня.
И он снова и снова подкидывал ее, раскачивал, кружил и сам кружился с ней. Потом сел, притянул ее личико к своему и, строго глядя в глаза, спросил:
- А почему ты не заснула? Вон уж волки пришли в город, чтобы утащить тех малышей, которые не спят.
- А меня волк не утащит. У нас двери и окна затворены, - сказала Туня и обеими руками схватила отца за усы. - Но, лошадка, но, - начала их дергать.
- Притворщица, маму обманула.
- Ага, - радостно призналась девочка. - Я глазки закрыла, мама и думала, что сплю, перекрестила меня, поцеловала и пошла.
- Туня, в постель, - приказала мать. - Поздно. Слышишь?
- И правда, доченька, пойдем спать. Бай-бай надо. А то скоро баба-яга в окно метлой постучит и скажет: "А ну, давайте мне Туню, я ее в дремучий лес заберу, там она у меня будет мышей пасти".
Он отнес ее в спальню, уложил, присел сбоку на скамеечке, поцеловал в кудрявую головку. Туня скинула с себя одеяло, задрала ноги.
- Не хочу спать, папа.
- А за это будешь у бабы-яги мышей пасти.
Туня села, задумалась.
- Папа, а если я мышку съем, киской стану?
- Ну и выдумщица, - засмеялся Франтишек. - Габа, ты слышала?
- Слышала, слышала, - крикнула жена из столовой. - Я вот ее сейчас отшлепаю, сразу угомонится.
- Папочка, я угомонилась. - Туня сделала вид, будто испугалась. Расскажи сказку.
- Сказку? Ну, слушай... Жила-была, значит, на белом свете девочка. Богушевич замолчал - сказку еще надо было придумать. Туня требует, чтобы сказка каждый раз была новая. И тут же у него перед глазами встала дочка Серафимы, тех же лет, что Туня, такая же кудрявая, только худенькая, и ручки тоненькие, не то что Тунины пухленькие, будто ниточками перевязанные. Когда пришли за Серафимой, чтобы отвести в тюремную камеру, девочка эта она сидела у нее на коленях - с плачем, криком, как клещами, уцепилась за шею матери, не оторвешь. "Не дам маму, не дам. Она у меня хорошая!" И плакала навзрыд. Муж Серафимы силой забрал ее от матери, так девочка чуть не захлебнулась от слез, вырывалась, царапала отца, била его кулачками... Не дай бог видеть такое. Даже у привычных ко всему, казалось бы, стражников, и у тех на лицах заходили желваки... "Мать в тюрьме, а тут трое детей ее ждут. Только дождутся ли?"