Сашук наедается своей каши до отвала и соловеет от сытости и усталости.
Оказывается, даже если только сварить один кондер, и то устанешь, и он уже предвкушает, как вместе со всеми рыбаками пойдет в барак и ляжет отдыхать. С устатку… Но Иван Данилович говорит вдруг:
— Егор, прибери давай, что ли. — Жорка недовольно морщится. — Надо ж кому-то. А ты моложе всех…
— Ладно, — говорит Жорка. — Если только шеф-повар подсобит. Как, Боцман, подмогнешь? Мы с тобой враз все подчистую.
Сашук согласен. Он согласен сейчас на все. Даже сварить новый кондер. Или что угодно. Лишь бы опять говорили, какой он молодец и как здорово у него все получается.
— Как нам это дело оборудовать? — спрашивает Жорка и на минутку задумывается. Потом берет детскую оцинкованную ванночку, в которой Сашукова мать делает постирушки, и они сваливают туда все миски и ложки.
— Я буду мыть, а ты таскай, на столе раскладывай.
— И вытирать?
— Ну, еще вытирать! Сами на солнце высохнут.
И в самом деле, солнце так накаляет алюминиевые ложки и миски, что они обжигают руки.
— Вон ты его как уделал! — говорит Жорка, наклоняясь над котлом. — Теперь хоть бульдозером выгребай… Тащи песку!
— А где? Тут же нету.
— На море тебе песку мало? Эх ты, а еще Боцман…
Сашук бежит к морю и уже только на берегу спохватывается — прибежал он без посуды. Не раздумывая долго, он насыпает полную пазуху и, придерживая вздувшуюся пузырем рубаху, бежит обратно. Струйки песка щекотно текут по телу, но все-таки почти половину он доносит до места. Жорка шурует вмазанный котел, Сашук, облокотившись о плиту, наблюдает.
— А боцман — это кто? — спрашивает он.
— Боцман — это, брат, фигура. На корабле первый человек.
— Начальник?
— Ну, начальник! Чего доброго, а их и над ним хватает… А боцман — он и старший, и вроде свой. А главное — по всей корабельной части мастак. И по жизни тоже. Каждую заклепку знает и кто чем дышит… Кончик! Теперь можно пойти храпануть…. Постой, а где ж твоя краля? Или уже разошлись, как в море корабли?
— Ну чего привязался? — вспыхивает Сашук.
— Ладно, ладно, уже и пошутить нельзя, — примирительно говорит Жорка и уходит спать.
А Сашук бежит к матери, — может, она передумала и все-таки даст новую рубашку?
Мать еще бледнее, дышит тяжело и стонет. Какая уж там рубашка! Сашук поворачивает обратно, но мать замечает его.
— Посиди со мной, сынок, — слабым голосом говорит она.
Сашук садится на свой топчан.
— Иван Данилыч сказал — я молодец.
— Молодец, молодец… — подтверждает мать.
— А еще мы с Жоркой посуду помыли!
Мать молчит, но Сашук и так знает — ей не по душе, что он опять был с Жоркой. Он лезет под топчан, достает кухтыль, заново рассматривает свое сокровище, потом прячет обратно. Мухи звенят, бьются о пыльные оконные стекла. Сашук складывает ладонь лодочкой и начинает их ловить. Мухи надсадно жужжат и щекотно бьются в ладошке. Однако мухи скоро надоедают. Мать все так же смотрит в угол под потолком и тихонько стонет. От этого Сашуку становится совсем тоскливо.