Феррис никогда не был слишком впечатлительным. В детстве он, как и любой нормальный ребенок, задумывался о смерти, пытаясь осознать, что это значит — перестать существовать. Но это было слишком сложно и угнетающе, так что все эти размышления были почти полностью забыты. В подростковом возрасте у него был другой период беспокойства, когда он боялся, что умрет девственником. Но после того, как Присцилла Уоррен позаботилась о том, чтобы лишить его этого повода для беспокойства, он окончательно перестал думать о небытии.
Сейчас, лежа в темном и вонючем ящике под сиденьем такси, Феррису вновь пришлось задуматься о перспективе того, что он может перестать существовать. Не то чтобы он сильно боялся умереть. Скорее он боялся боли, которая будет предшествовать этому. Зубной мост с ядом все так же лежал в его кармане, и он задумался, когда ему следует его использовать. Если он будет ждать слишком долго, может оказаться поздно — они заберут у него яд и лишат его возможности спасти себя от агонии. Но если он сделает это раньше, чем надо, потом может оказаться, что в этом не было необходимости. Если он сделает это перед тем, как его придут спасать, он потеряет шанс, шанс жить с Алисой, прожить нормальную жизнь, дожить до старости, обзавестись детьми. Последнее его особенно беспокоило. Тогда его жизнь окажется прожитой впустую с точки зрения продолжения рода. Действительно бесполезной, еще хуже, чем если бы он умер девственником.
Такси замедлило ход, приближаясь к иорданскому пограничному посту. Феррис напрягся, но эта остановка оказалась недолгой и безболезненной. Должно быть, Хани уже все уладил. Машина рыкнула мотором, выезжая на нейтральную полосу, и Феррис вновь погрузился в свои мрачные размышления. Если он останется жив, возможно, они с Алисой заведут детей. Если он останется жив, то, возможно, он будет жить с ней до старости. «Возможно» — вот и все, что у него есть. Его надежда была сродни надежде больного раком, сморщенное тело которого уже не может ни есть, ни глотать, но остается лишь надежда, что смертный приговор каким-то чудом будет отменен, что, влача свои хрупкие кости к вратам вечности, он сможет обмануть привратника. На пару часов, пару дней или пару лет.
Теоретически Феррис понимал, что боль может стать столь ужасной, что он сам захочет уйти в небытие. Но только тогда, когда у него не останется никакого шанса вновь быть с Алисой. Они могут переломать ему ноги и разбить коленные чашечки ломом, бить ему кувалдой по позвоночнику, но даже в эти моменты агонии он будет думать об Алисе, о том, чтобы остаться живым ради нее.