— Интересно, — кивнул Поэт, выдавая свое невнимание. Ему видно, как дочь хозяина коней, улыбаясь и смеясь, разговаривает теперь не только с Мыколой, но и с дядькой Павло.
— Эту девушку зовут Дульцинея, или Дуся, — подсказал Поэту Сказочник, проследив его взгляд. — Дуся Папелома, дочка того мужичка, в прошлом товарища, в настоящем господина, или пана — как здесь говорят, того, который разговаривал с Павло и препирался с Мыколой. Так что не сильно напрягай мозги в придумывании имени образу, который ты с моей и божьей помощью сейчас наблюдаешь. Не забывай — это пространство занято моими мыслями, чужие здесь так и останутся чужими, и то только в виде цитат.
— Есть у меня один недостаток, — немного помедлив, задумчиво произнес Поэт, ненадолго оторвавшись от наблюдения за предвечерьем и обдав Сказочника жутким "беломорным" выдохом, — мне иногда нравятся красивые девушки.
— А ты смени пиво и благоразумие на водку и смысл жизни, — возможно не к месту и не своими словами посоветовал Сказочник.
— Уже сменил.
Дуся, или Дульцинея, верхом на послушной лошади, добрый молодец Мыкола, еще нестарый, несколько вальяжный в отдыхе дядько, и разговор меж ними, одновременно достойный и озорной, ставок, а за ним несколько белеющих хат, и лес, хоть и не стеной, но подступающий к ним, неспешно, незаметно, неотвратимо.
— "Они пристрастились к этому, как утята к речке", — вспомнил Сказочник фразу, недавно прочитанную им в книжке "Generation X". Книжке, данной ему Поэтом в порыве альтруизма, в стремлении просвещения. — Не чувствуешь ли ты, а ты поэт, а значит можешь находиться здесь, но не всегда, а некоторое время — не забывай об этом, так вот, не чувствуешь ли ты, что эта фраза ненормальна? Что, состоя из вроде бы правильных звуков и понятных слов, из двух несложных словосочетаний, она, тем не менее, кричит, что ненормальна?
Поэт ничего не ответил, но прислушался к словам не слишком образованного, но иногда что-то там читающего собеседника.
— Или еще страшнее: "Таков этот мир. Уж поверьте!" — привел еще одну короткую цитату Сказочник из той же книжки. — Какое ж это новое? Это продолжение старого! — возмутился он. — Тамошнее новое, там же и высказанное, и там как новое воспринятое, есть продолжение ихнего, им родимого старого. Этот парень так и не смог полностью избавиться от него. Но вернемся к утятам…
— Коупленд, Дуглас Коупленд, — подсказал фамилию автора Поэт.
— Весь мой мягкий мир может развалиться лишь от одного звучания такой фамилии… — едва не вздрогнул Сказочник.
— Но: "Они пристрастились к этому, как утята к речке" — продолжил он. — А теперь посмотри повнимательнее, не забывая при этом, что ты поэт, на то, что ты видишь вокруг. Замечаешь ли ты, как эта фраза из хорошей, но американской книжки чужда окружающей меня, и по моей же прихоти тебя, плавности? Посмотри на эти пологие холмы, засеянные горохом, подсолнечником, пшеницей, на лес, который, ты точно знаешь, потому что я рассказывал тебе об этом, сплошь состоит из акаций, на этот мягко разваливающийся скотник, на ставок, заросший камышом, на эти белые хаты, на сады без заборов, на людей, которые живут здесь, независимые ни от меня, ни тем более от тебя, и которых так красиво освещает предвечернее солнце. Посмотри, и ты поймешь, что фраза такая здесь не может прозвучать, даже зародиться. А если прозвучит, то тут же погибнет — ее никто не услышит. А если услышит, то не поймет и тут же забудет. Такими словами не думают здесь, и знаешь почему? Да потому, что в этой заграничной пословице слишком много определенности. Эти слова тяжелы, как кирпичи, как хорошо обработанные каменотесом камни, уже побывавшие в руках работящего каменщика, уже положенные как надо, на вязкий раствор в ровной и крепкой стене. Ты понимаешь меня? В этой фразе шлифованная мысль, то есть сопромат, теория вероятности, законы термодинамики… и, безусловно, есть свобода, даже стремление к ней, но свобода, записанная и надежно очерченная в их конституции, задолго до рождения этого парня, фамилию которого я боюсь произносить, и ясно, что конституцию он чтит. Таких как он в семнадцатом называли кадетами, а годом позже такие как он живописно болтались на крепких веревках в том самом лесу.