— Ляпота! — озвучил счастье Сергей, уже растянувшийся на досках.
— Ну, мы пошли, — удовлетворенно произнес ненадолго позабытый сторож, вешая замок на дверную ручку, — а вы располагайтесь. Тропинка из дверей — прямо к туалету.
— Об чем речь? — зачем-то ответил Сергей.
Он ушел, оставив парализованных смертельной дозой неподвижности молча лежать на нарах и слушать его затихающие шаги, рассматривая в тишине доски верхнего яруса. Но движение настолько въелось в мышцы, что через пару минут они зашевелились и даже взялись за рюкзаки, вытаскивая при свете дня спальные мешки. Обустройство очередного и на этот раз последнего ночлега не заняло много времени, а матрасы — ватнополосатый знак комфорта, радуют глаз и уставшие от жесткости походных ночей бока своим количеством. Спасибо за то, что они есть, но то, что их много — вполне предметное, не эфемерное счастье для уставших тел. Все как в древние времена: съел — и порядок, лег, спишь и еще жив — уже хорошо, а если при этом тепло и сухо — значит, это и есть счастье.
Появилась Нина, с рюкзаком Степаныча в руках и с полотенцем на шее. Душшш…
* * *
Сон. Он знает, что это сон, но ясность восприятия и предчувствие события, реального в нереальном мире, подсказывают сомнение в том, что это сон. Он стоит у железного вигвама, почти касаясь спиной нагретых за день профилей, и ему хорошо видна поляна внизу, белеющая сторожка и тропинка, ведущая к ней. Рядом с домиком, вместо огорода — загон. Очень похоже на ранчо из ковбойских фильмов или как в деревне, на ферме.
Загон полон быков, голов тридцать, не меньше. В теплых вечерних сумерках их сероватые рога вполне различимы над темной, в постоянном движении, массой сильных тел. Забор — толстые для человека, но ничто для быков жерди на столбах, кажется, едва сдерживают чем-то растревоженное стадо. Голые спины пастухов, сидящих на заборе, до смешного тонки и беззащитны на фоне мощных мелькающих шей и острых рогов. Опасность прозрачной мембраной беззвучья повисла над всем, кажется, еще мгновение и она коротким звуком перетянутой струны лопнет в тревожном воздухе, а стадо без труда снесет хилые загородки и хлынет ничем не сдерживаемым потоком травоядно-глупого зла, сминая все и поднимая на рога всех… еще мгновение.
Заволновались, задергались фигурки, перекрикиваясь коротко и едва слышно, снизу вверх и назад взмахнул головою бык — и над потными спинами мелькнули рога, и как кукла — человеческое тело. Стадо вздрогнуло — нашлось занятие, обозначился центр движения и возбуждения, а инстинкт подсказал желание — каждому быку захотелось опробовать рога.