Краем глаза увидел едва заметное движение, резко развернулся. Кри смотрит с ужасом, брови приподнялись, а рот красиво округлился и стал похож на большую букву О.
— Нет!.. Только не это…
Я проследил за ее взглядом, на середине сверкает вытертыми до блеска боками медный кувшин.
— Что случилось?
Она дрожащим пальцем указала на кувшин.
— Кто тебе это принес?
— Я сам…
— Ты сумасшедший! Выброси! Или спрячь так, чтобы никто не смог отыскать…
Я спросил ошалело:
— Но почему? Что там внутри?
Она начала набирать дыхание для ответа, но так и замерла. Я ощутил некую опасность, быстро огляделся, с пространством что-то творится, резко и неожиданно затрещало, пахнуло озоном.
Посреди комнаты вспыхнул ослепляющий свет, что не слепит, однако каждая пылинка в комнате обрела резкость, могу видеть самых мелких микробов, а в центре медленно и трудно возник огненный шар, превратился в огромную пылающую фигуру.
— Ричард, — прогремел страшный и могучий голос, — что ты с собой сделал…
Я вскричал счастливо:
— Тертуллиан!.. Как же я рад!..
В пылающем огне проступили страшные огненные глаза, а когда Тертуллиан заговорил, я видел уже могучую голову, высокие скулы и тяжелую нижнюю челюсть, где рот полон огня.
— Ты уходишь, — прогромыхал голос, чувствовалось, что Тертуллиан старательно приглушает его, стараясь соответствовать миру, в котором проступил. — Ты уходишь во тьму, Ричард!
Я возразил, сразу ощетиниваясь:
— Почему это?.. Просто смотрю на жизнь реалистичнее других… и действую понятнее. Только и всего!
Он сказал яростно:
— Реалистичнее? На жизнь? Скажи еще — и на людей?
— И на людей, — настороженно сказал я. — А что?
Он вспыхнул таким ярким огнем, что я зажмурился, а в горящей темноте прогрохотал гневный голос:
— На людей? Как можно смотреть на эти сосуды греха реалистично?.. Это же грязные похотливые животные Если их хоть раз увидеть такими, какие они есть, можно сразу удавиться. От тоски и безнадежности, что достичь Светлого Царства Небесного на земле никогда не получится! Но мы должны верить в немыслимое, Ричард!.. Только так мы можем заставить себя идти по бесконечной дороге трудностей и лишений, даже не замечая, что очень медленно, но становимся чище!
— Credo quia absurdum est, — пробормотал я. — Верую, ибо абсурдно…
— Надо верить, — сказал он яростно, — и пусть торгаши считают тебя сумасшедшим не от мира сего!.. Они все осыплются и забудутся, как шлак с новорожденного меча, а ты засияешь, аки звезда во мраке…
— Не я, — возразил я неохотно, — но какие-то там потомки…
— А что есть человечество, — вопросил он в изумлении моей тупостью, — как не один человек, пребывающий вовеки?