Прежде чем занести кошек в дом, Квиллер обследовал помещение, подготовленное к лету командой юных уборщиков, называвших себя Гномами Песчаного Великана. В доме всё было крайне просто: обширная гостиная с огромным камином и две спаленки. Ощущение простора и даже некоторого величия вызывало отсутствие потолка: стены упирались прямо в крышу, под которой перекрещивались деревянные балки и стропила. Как только были отдернуты шторы, всё помещение залили потоки света, которые проникали в дом сквозь большое окно, выходящее на озеро, и три новых световых люка, проделанных в крыше.
Только после этого переноска была внесена в дом; кошки метались и громко выли. Но стоило Квиллеру распахнуть маленькую дверцу, как сиамцы разом смолкли и насторожились.
— Никакой опасности! — уверил их Квиллер. — Ни львов, ни тигров. Пол вымыт и натёрт, можно ходить по нему без малейшего вреда для здоровья. — Он считал, что чем больше говоришь с кошками, тем умнее они становятся…
Кошки немедленно вспомнили заднюю веранду с бетонным полом, который нагревался под лучами солнца, вылетели туда и принялись кататься по неровной поверхности. Потом Коко растянулся во всю длину, чтобы каждой своей блестящей шерстинкой впитать тепло.
«Он любит солнце, и солнце любит его», — подумал Квиллер, процитировав другого журналиста, Кристофера Смарта,[7] написавшего поэму о своём коте Джоффри. В ней было много строк, которые хотелось вспоминать, и это несмотря на то, что Кристофер и Джоффри жили в восемнадцатом столетии.
Пока сиамцы предавались безделью, изображая фреску, Квиллер разгрузил автомобиль и прежде всего вынул оттуда новомодный велосипед. Крепкий старый дорожный велик хранился в сарае, но высокомерный каприз современной техники с ковшеобразным сиденьем и задранными вверх педалями заслуживал большего уважения. Квиллер пристроил его на веранде. Пробные поездки по дорогам в окрестностях Пикакса убедили Квиллера в том, что новая конструкция не только надежнее и быстроходнее обычного велосипеда, но также отнимает меньше сил. Теперь предстояло решить, хватит ли Квиллеру смелости ездить на этой диковине по Мусвиллу, чуждающемуся всяких новшеств.
Остальной багаж распределился сам собой: одежда — в одну спальню, писчая бумага — во вторую, служившую также кабинетом, книги — на полки в большой комнате. Две из них в виде исключения отправились на кофейный столик: роман Томаса Харди — из-за красивого кожаного переплёта, «Марк Твен от А до Я» — благодаря внушительным размерам. Коко любил сидеть на больших книгах.
Со стороны озера имелась ещё одна затянутая сеткой веранда — с великолепным видом, залитая послеполуденным солнцем, — однако, как выяснили сиамцы, по бетонному полу было плохо кататься. Сюда наносили с берега на ногах песок, или его надувало ветром.