13.30. Смешиваю ещё одну порцию сангрии, а Тэсс в это время рассказывает о старом докторе, который все болезни лечил одинаково: хрен внутрь, припарки из хрена и ингаляции хреном. Его пациенты никогда не умирали, они просто испарялись.
13.35. Слышу гудки за коттеджем. Это подъехала взятая в аэропорту напрокат машина, из неё выходит Полли! Я потрясен и говорю: «Твой самолёт должен прилететь завтра!» Она мило отвечает: «Я не могла дождаться, когда вернусь домой, и прилетела на метле». Я повёл Полли вокруг дома на веранду и представил ей трёх молодых женщин. Она несколько удивилась.
13.40. Солнце исчезло за пеленой облаков, и все сняли тёмные очки. Барб без них выглядит ужасно, заметно, что она плакала.
13.50. Звонит телефон. Я снимаю трубку, и чей-то мужской голос кричит: «Где она? Куда она подевалась?» Я флегматично отвечаю: «У меня их здесь четверо. Которая вам нужна?» Это Уэзерби. Тэсс ждут в Хосредише, она — почётный гость на семейной встрече. Пятьдесят родственников съехались отовсюду, чтобы приветствовать первого доктора философии[37] в семье Банкеров. Прибыли фотографы из газет. Я возвращаюсь на веранду и говорю Тэсс: «Это вас».
13.55. Тэсс возвращается на веранду с вытаращенными глазами. «Я должна ехать! Иду укладываться! Там какая-то машина загородила въезд!» Это прокатный автомобиль, и я собираюсь отогнать его в сторону, но Полли хочет ехать домой и поскорей увидеть Брута и Катту.
14.00. Полли уезжает, сказав, что позвонит мне.
14.05. Тэсс отбывает в смятении чувств — от смущения и угрызений совести. Я советую ей ехать осторожнее.
14.10. Дженелл уходит, потому что собирается дождь.
14.15. Барб прощается, при этом выглядит как никогда расстроенной. Я спрашиваю, не случилось ли чего. Она кивает, но говорит, что не может об этом рассказать.
14.20. Все уехали, и у меня появляется возможность посмотреть, как вставлено в рамку моё «правило» (аккуратно) и как выглядит свитер, связанный Барб для Полли (великолепно).
14.25. Небо становится желтовато-серым. В верхушках сосен слышится какой-то свист. Жуть! Коко охватывает беспокойство, он носится повсюду, сбрасывая вещи на пол и всё расшвыривая. Я говорю ему: «Кот Кристофера Смарта никогда не стал бы крушить дом. Он был образцом добродетели. Он ничего не ломает, если был сыт». Коко выгибается так, словно слушать про Джоффри ему надоело.
14.30. Я закрываю окна гостевого домика и машины и убираю мебель с северной веранды. Шторм надвигается из Канады.
14.35. Совершенно темно. Приходится включить свет. Все окна и двери закрыты, я сажусь и жду, когда разразится шторм. Но где же кошки? Их нигде не видно! А где макароны с сыром? Я зову: «Коко!» Из кладовой доносится какой-то звук, полувой-получавканье. Обе кошки сидят на столе, их головы опущены, хвосты задраны. Они пожирают сыр, хрен и всё прочее, но к макаронам не прикасаются.