У Канала таких ньюсмейкеров – за пятачок пучок.
Глеб остановился послушать.
Было чему поучиться.
Но Ленка неожиданно оставила начальство в покое и повернулась в его сторону.
– А ты что здесь хлебало растопырил? Привез что толковое? Если кому в дневной эфир отдашь – яйца оторву и в задницу вставлю, понял?! А если у этой сучки крашеной из «ночных» появится что-то, что я не отсмотрела, – еще и член на пятку пришью – чтоб как ссать, так разуваться. Понял меня?
Глеб поднял левую бровь домиком и выразительно посмотрел звездочке прямо в глаза.
Потом – ниже.
Лифчиков Ленка не носила принципиально, и темные соски отчетливо выделялись под тонким светлым шелком как всегда эффектной блузки. Одеваться Ленка любила.
И умела.
Как, собственно говоря, и раздеваться – в случае необходимости.
Потом Глеб снова поднял глаза и отчетливо, по слогам, произнес:
– Сквор-цо-ва… Не пиз-ди…
Ее будто ударили.
Яркие желто-зеленые глаза, знакомые всему взрослому населению Российской Федерации, неожиданно беспомощно округлились, тонко очерченный рот, равно привыкший к матюгам и чеканным формулировкам эфира, беззвучно открылся, точеные, даже на вид твердые груди, казалось, сейчас прорвут тонкую ткань блузки и возмущенно выстрелят темными заострившимися сосками прямо в Глеба.
А потом она тихо рассмеялась и уткнулась лбом в подбородок обидчика.
– Господи, Ларин… Какой же ты молодец, что вернулся… Не пропадай никуда, ладно? И загляни ко мне в кабинет часика через два, сюжет твой обсудим. Минуты три дам без разговоров. Наверняка ведь гвоздь какой-нибудь привез, да, Глебушка?
Глеб тихо погладил Ленку по густой каштановой гриве, в которую была тайно влюблена одна и тихо ненавидела другая половина телевизионной аудитории.
– Привез, конечно, привез… Устала, девочка?
– Устанешь тут… – Звезда неожиданно совсем по-детски хлюпнула носом. – С такими мудаками работать…
И резко развернулась в сторону с интересом наблюдавшего эту сцену шефа отдела информации, с которым и общалась вплоть до появления вернувшегося из командировки обозревателя.
– А ты, если еще раз ко мне этого мудака пришлешь, который, блин, вместо того, чтоб инфу качать, пытается «джинсу» поэфирить, я тебя лично…
Дослушивать, что сделает в этом случае разъяренная Скворцова с информационным боссом, Глеб не стал.
Пошел к себе.
Дел было – как всегда – выше крыши.
Но не выше башни.
Потому что башня, даже такая, слегка подгоревшая, все равно была превыше всего.
Кто бы что об этом ни думал.
В кабинете, который Глеб делил с обозревателем отдела культуры, знатоком эзотерики и близким другом всех колдунов России, умницей и алкоголиком Ваней Шацких, не было никого, кроме храпа Художника.