— Это прекрасно. — Линдсей взяла его за руку. Она гордилась Стефаном.
— Это все наука.
— Не наука, а люди, которые умеют научные достижения применять.
— Научные принципы лечат.
— Лечит человеческое участие.
— Не сомневаюсь, твой друг Алден с тобой бы согласился.
— Я тоже в этом не сомневаюсь.
Он взял ее чашку, чтобы наполнить чаем.
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Меня лечит твое присутствие.
— И хорошее питание.
Она рассмеялась. Они неотрывно смотрели друг на друга. Их теперешняя близость становилась пугающе притягательной. Ей больше не хотелось делать вид, что это не так.
— А когда, по-твоему, разница между нами сделалась роковой?
— Когда мы перестали пытаться понять друг друга.
— Возможно. — Она взяла свою чашку, но к губам не поднесла. — Я пыталась все понять. Мне даже казалось, что у меня получилось.
Стефан так долго раздумывал, прежде чем ответить, что Линдсей решила, что он хочет сменить тему. Но она ошиблась.
— И что же ты поняла?
Линдсей показалось, что она готова простить его.
— Я поняла, что ты любил меня, насколько это возможно для тебя. Что у тебя никогда и в мыслях не было сделать мне больно. Но что любовь никогда не будет занимать главное место в твоей жизни. У тебя попросту не было на нее времени.
— Тогда ты ничего не поняла.
Она снова поймала на себе его взгляд, хотя и понимала, чем это чревато.
— И что же я не поняла?
— Сейчас не время говорить об этом, — ответил он холодно.
— Может быть, это поможет нам преодолеть время.
— Думаю, тебе следовало завести этот разговор до того, как мы развелись.
— Мне казалось, если бы ты тогда понял, в каком я отчаянии, то сам завел бы этот разговор. Но этого не произошло. Ты просто посмотрел на меня и сказал: «Ну что ж, раз ты этого хочешь, я поговорю со своим адвокатом».
— А ты заговорила о разводе, только чтобы поднять проблемы наших взаимоотношений? Решила таким образом положить конец игре, правила которой даже не удосужилась мне объяснить?
Линдсей поставила чашку.
— Нет! Тогда я была слишком обижена, чтобы продолжать с тобой жить. К тому же я знала тебя слишком хорошо и понимала, что даже под страхом развода ты не станешь говорить мне о своих чувствах.
— Подожди минуточку. Я сейчас вернусь.
Она не могла ждать. Ответы Стефана, так же как и его молчание, вертелись у нее в голове. Беспокоило ее и еще кое-что. Ее собственные слова. Правду ли она говорила? А может, она попросила Стефана о разводе, ухватившись за это, как за последнюю попытку примирить противоречия между ними, и сама отказывалась в этом себе признаться? Может, это было всего лишь неудавшейся попыткой показать ему, как он ей нужен?