Старый казачий бронетранспортер, сильно побитый пулями и осколками за последние дни — дни отступления, один из немногих, что еще остался на ходу, свернул с проложенной несколько дней назад, утоптанной рокадной дороги, затрясся на ухабах. Еще несколько дней назад здесь были фермы — процветающие русские и арабские фермы, которым благодатный ил и вода Тигра дают возможность снимать по три урожая в год. Сейчас это было страшное, изрытое минами, иссеченное осколками, дышащее смертью место. Некогда ровные ряды плодовых деревьев сейчас были разломаны в щепу и щепа эта, вперемешку с грязью засыпала землю неровным, хрустким ковром. Оросительная система — трубы, проложенные в земле — были разбиты попаданиями снарядов. Это теперь было место, где не жили, растили урожай и детей — было место, где выживали. Не более того…
Вдалеке уверенно рокотал пулемет, короткими очередями пулеметчик сдерживал натиск фанатиков, наступающих от границы, от Керманшаха. Танков и бронемашин у них уже давно не было — пожгли с воздуха — но вот ненависти и неукротимой ярости было более чем достаточно.
Похоже, приехали…
Словно отвечая на мысли наказного атамана, слева застучал пулемет, по броне злобно хлестанули пули. Пулемет под прикрытием брони еще не страшен — но вот если врежут из РПГ — потом только отпевать останется.
Казак — водитель, дважды раненый за последние дни и прохававший до печенки, что к чему мгновенно включил заднюю, рванул машину назад…
— Отходи к городу, выполняй приказ! — крикнул ему атаман. В машине из-за опущенных бронешторок было темно, грохотал и ревел мотор и что там, за броней, кто взял их на прицел — никто не знал.
— А…
Прежде чем водитель успел что-то сказать — атаман Серков, прижав рукой старенький Калашников открыл бортовой люк и вывалился наружу из бронемашины…
Это были евреи…
Почему-то при слове «еврей» в создании русского человека возникает этакий пузатый купчик, в хорошем костюме, сшитом обязательно в ателье дяди Мойши, но из ткани новозеландских мериносов, и с могендовидом[759] в перстне. Этот парень невоздержанно богат, сумеет продать снег эскимосам, ездит обязательно на машине римского производства и является купцом не менее, чем первой гильдии. Да, таких и в самом деле было немало.
Но тот, кто так думает — никогда не видел восточных евреев.
Засевшие на первом этаже своей коммуны — кибуца, как они его почему-то называли, они вели жестокий и почти безнадежный бой, отстреливаясь из нескольких пулеметов от наседающих исламских фанатиков. Их было несколько человек, а нападавших не меньше сотни — но никто из евреев и не подумал бежать. Это была их земля, и они готовы были за нее умереть.