Однажды осенним ветреным вечером, когда печаль стала совершенно нестерпимой, Майкл сказал:
— Хватит, так больше нельзя. Жизнь ведь продолжается, как ни цинично это звучит.
Моника подняла на него заплаканные глаза, не понимая, к чему он клонит.
— Думаю, им было бы не слишком радостно видеть, как мы тут зарастаем паутиной. — Он решительно встал, задул свечи и зажег яркий верхний свет. — Давай-ка займемся уборкой, хватит предаваться грусти.
— Зачем? — равнодушно спросила Моника. — Мне ничего не хочется.
— Затем, что мы превратили дом в свинарник. Поднимайся!
— Можно вызвать миссис Перкинс, она все сделает.
— Я не могу ждать до завтра.
Майклу были присущи такие порывистые жесты. И когда его обуревала жажда деятельности, противиться ему было почти невозможно. Моника нехотя встала, потянулась, чувствуя, что мурашки бегут по коже.
— Я буду пылесосить, а ты отправляйся на кухню и вымой посуду. Да не стой же на месте!
В ту ночь поздние прохожие с изумлением прислушивались к звукам музыки — ритмичное бодрящее кантри, — доносящимся из-за ограды, и видели, как ярко горят окна в доме, и за ними иногда мелькают тени. К утру все было убрано, вымыто, вычищено. Уставшие — физически, но не душевно, — Моника и Майкл завтракали в саду, под лучами встающего солнца. Роса холодила ноги, ветерок ерошил волосы, и впервые за три недели они улыбнулись друг другу без печали. Да, Майкл был прав, жизнь продолжалась.
— Я не поеду в университет, — как бы между делом заявил он, допивая свежезаваренный чай.
— Почему? — озадаченно спросила Моника.
— Ну... у меня теперь достаточно денег, чтобы ничем не заниматься. — Он взглянул на нее и потупился. — Извини, я не хотел...
— Ничего, что ты! Я и так благодарна Джорджу. Он ведь мог вообще ничего мне не оставлять.
— А ты что будешь делать?
— Еще не решила, — ответила Моника.
Хотя тайный план — сладкий, жгучий — существовал. Она и сама себе не решалась признаться, что мечтает о том, что теперь они заживут с Майклом вместе, но уже не как брат и сестра. В ее представлении все выходило просто, тем более что ничего не пришлось бы менять. Только спальня стала бы общей... Но она пока не знала, как поделиться с ним этой потрясающей, как ей казалось, идеей.
Ей было всего двадцать — и никакого любовного опыта, потому что весь накал чувств концентрировался на Майкле и только на нем. Несколько поцелуев, горячее объятие и ощущение упущенной возможности — вот все, что связывало двух молодых людей. Но Моника была уверена, что сумеет дать понять: она именно та, единственная, кто подарит ему вечное счастье.