- Значит, ты не знаешь?
- Предположим, не знаю, - рассердился Манчини. - Откуда мне знать, черт побери? Я издатель, а не врач.
- Тогда я объясню тебе, - твердо сказал Зимински, стремясь использовать представившуюся возможность, о которой он и мечтать не смел: ткнуть Манчини мордой в то, что принадлежавшие ему газеты, теле- и радиостанции натворили со Снэйтом. - Когда Снэйт был еще просто хирургом в больнице имени Дентона Кули, у него возникла одна идея, и, как все великие идеи, она была, в сущности, удивительно проста. Зная, что абсолютная тканевая совместимость возможна только когда делают пересадку однояйцевым близнецам, Снэйт сообразил, что, если вынуть ядро из человеческого яйца и заменить его клеточным ядром из организма, допустим, человека с больным сердцем, в конечном итоге появится генетическая модель, чье сердце можно пересадить тому человеку, который его, так сказать, сам себе взрастил.
- Под генетической моделью, насколько я уразумел, ты понимаешь "пробирочного" ребенка?
- Да, - настороженно ответил Зимински. - Но этот ребенок зачат из находящейся вне человеческого тела яйцеклетки, которая может расти лишь в искусственной матке.
Манчини кивнул.
- А затем?
- Не успел бы зародыш обрести способность ощущать боль, как Снэйт вынул бы у него сердце, перфузировал бы его, с помощью гормонов ускорил бы его рост и пересадил пациенту, из клетки которого оно было создано.
- А что сталось бы потом с ребенком?
- Что значит "потом"?
- По-моему, я задал тебе довольно простой вопрос, черт побери! вспылил вдруг Манчини. - Что сталось бы с ребенком после того, как у него вынули сердце?
- Ребенок... - Зимински пожал плечами. - Насколько мне известно, он подлежал бы уничтожению.
- То есть его убили бы, так?
- Это не разговор! - возмутился Зимински. - Мы же не называем убийством, когда прерывают беременность, а в год делают десятки тысяч абортов и столько же происходит выкидышей.
- Есть люди, которые именно так это и называют.
- Есть люди, которые считают, что земля плоская!
- Ну ладно. Но зачем заниматься таким сомнительным делом, когда есть возможность создать механическое сердце?
- Зачем чесать ухо ногой, когда у тебя есть рука? Видишь ли, сердце это образец эффективности. В год оно делает где-то от сорока пяти до пятидесяти миллионов сокращений. Самая лучшая резина рвется после шести миллионов сокращений. Кроме того, мы не знаем, чем питать механическое сердце, как варьировать его пропускную способность, как поддерживать при этом нормальный состав крови... - Зимински презрительно махнул рукой. - Но вернемся к тому, о чем мы говорили, а именно: если бы Снэйту дали спокойно работать, трансплантация шагнула бы далеко вперед. Мы, наверное, уже перестали бы пользоваться иммунодепрессивными средствами и не воровали бы органы у мертвецов. Забыли бы про отторжение, и любой, кто нуждается в пересадке, мог бы тотчас лечь на операционный стол. - Зимински, высказав наконец все, что давно копилось у него в душе, с облегчением прикончил содержимое своего стакана. - Даже ты! - с насмешкой добавил он.