Послышался гул моторов. Игорь вслушивался в незнакомый прерывистый и тяжелый рев фашистских самолетов, который стремительно нарастал.
— Летят! — крикнул Александр Бальмут и приник к тупоносому счетверенному пулемету.
В стороне аэродрома яростно застучали две скорострельные малокалиберные пушки, послышался треск пулеметов, гулко захлопала другая пушка, и по ее отрывистому лающему звуку Миклашевский узнал новое полуавтоматическое орудие, поступившее в дивизион прошлой осенью. «Сильная штучка!» — говорили тогда про новую пушку бывалые артиллеристы. «Неужели и она бьет мимо?» — почему-то с грустной обидой подумал Игорь, вспомнив рассказ авиационного механика и разговор со взводным, и ему как-то стало не по себе.
Фашисты вылетели из-за леса на бреющем. Тускло сверкнули на солнце края алюминиевых плоскостей, и за прозрачным колпаком одной гудящей моторами птицы Миклашевский на какой-то миг увидел немца, увидел в профиль, и в сознании Игоря отпечаталась яйцевидная, обтянутая черным шлемом голова, выдвинутый вперед округлый подбородок и прямой, чуть приплюснутый хищный нос. Миклашевский яростно взмахнул рукой:
— Огонь!!!
Голос потонул в реве моторов, грохоте и свисте. Однако бойцы по одному взмаху его руки поняли смысл команды. Миклашевский не слышал, но отчетливо видел, как из четырех пулеметных стволов брызнули в небо голубоватые струи.
— Огонь!!!
Около машины взметнулся фонтан из огня и земли, что-то горячее пролетело рядом с ухом Миклашевского, обдав жаром щеку. С треском рухнула надломленная тонкая сосна.
Тяжелая ревущая птица с намалеванными крестами на плоскостях с воем пикировала на позицию.
Александр Бальмут, без пилотки, слившись с пулеметом, ловил в круг прицела пикирующий самолет и нервно посылал навстречу длинные очереди. На шее Александра вздулись веревками жилы, лопатки ходили под гимнастеркой, руки подрагивали в такт работе пулемета. Михаил Бум, широко расставив ноги, стрелял из винтовки, рядом с ним, сидя на земле у телефона, палил в небо Федор Головлев, палил беспрестанно, автоматически перезаряжая оружие, вставляя в магазин винтовки одну обойму за другой. Лицо его обострилось, в глазах появился азарт, смешанный со злостью и отчаянием.
Миклашевский стоял все на том же месте, не двигаясь, сжимая кулаки. Сердцем воина он понимал, что бой в какой-то степени они проигрывают. Проигрывают по сугубо техническим причинам. Если б только сейчас был не день, а ночь, тогда другое дело. Миклашевский представил себе слепящий луч в темноте и пойманный самолет. Прожектористы показали бы себя! Все эти мысли пронеслись в голове и еще больше обострили горечь непоправимой обиды. И вдруг в этом грохоте разрывов, сквозь рев пикирующих самолетов, сквозь трескучие пулеметные очереди донесся радостный выкрик Василия Жестовского: