Пожалуй, наиболее резко позицию и действия финского правительства, и особенно его руководящей верхушки, проанализировал в своих воспоминаниях (написанных «по горячим следам» в тюрьме в послевоенные годы) будущий премьер-министр, вице-председатель Коалиционной партии Эдвин Линкомиес: «Если бы Финляндия хотела сохранить мир, было бы естественно, чтобы она — перед тем как признать состояние войны — обратилась бы к Советскому Союзу для выяснения его целей. Но к такому выяснению не приступали, на телеграмму нашего посла в Москве Хюннинена, в которой содержался запрос Молотова относительно позиции Финляндии, вообще не ответили. Напротив — поспешили заявить парламенту о вспыхнувшей войне. Для правительства было крайне важным как можно скорее использовать советские бомбардировки для формального объявления войны. Позднее выяснилось, что еще утром 25 июня правительство не приняло окончательного решения о войне, но в течение дня планы изменились. По моему мнению, этого нельзя объяснить ничем иным, как только тем, что, получив телеграмму Хюннинена, правительство — точнее его „внутренний круг“ — начало бояться того, как бы русские не прекратили свои вооруженные операции. И если бы начались контакты по дипломатическим каналам, то могла бы возникнуть ситуация, при которой Финляндия уже не смогла бы переложить ответственность за разрыв отношений на Советский Союз. Перед лицом истории надо признать: правительство Финляндии желало возникновения войны».
Председатель Шведской партии Эрнст Эстландер — признанный несгибаемым защитником демократии — размышляя о предстоящих мерах правительства на заседании шведской фракции 25 июня 1941 г., заявил: «Объявление о вступлении в войну на стороне Германии было бы совершенно неуместно. Нам следовало бы ограничиться оборонительными мероприятиями и не выступать сейчас с какими-либо объявлениями. Наша позиция не совсем чиста и безупречна, поскольку мы предоставили Германии свою страну в качестве ее военной базы».
Председатель парламентской комиссии по иностранным делам социал-демократ Вяйнё Войонмаа в тот же вечер удрученно написал своему сыну: «Сегодняшний день прояснил многие вещи. Финляндия снова ведет священную оборонительную войну, в которой повинна Россия. У Финляндии же нет никаких причин воевать: никто не сказал ни слова о том, что немецкий военный плацдарм в Финляндии мог дать России основания упрекнуть нашу страну в том, что она не держит данного ею слова. Русские объявили нам войну — а о том, что она была спровоцирована, никто и не упоминает».