— Ты подарил фотографию Бену, чтобы она сохранила его целым и невредимым, — повторила Элизабет.
— Как бы безумно это ни звучало? Да.
Она в тишине раздумывала над услышанным. Потом сказала:
— Почему ты не рассказал мне обо всем с самого начала?
— Мне следовало бы, — признался он. — Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, — это что я пять лет носил с собой фотографию, желая понять, какую роль она играет в моей жизни.
— Ты считаешь, теперь это понял?
Тибо наклонился погладить Зевса, прежде чем ответить. Он посмотрел прямо на нее:
— Не уверен. Я могу сказать лишь одно: то, что произошло между нами, все, что произошло, началось, когда я вошел в питомник. Именно в этот момент ты впервые стала для меня реальной, и чем лучше я тебя узнавал, тем большую реальность мир обретал для меня. Я чувствовал себя счастливым и живым, каким не чувствовал уже очень долго. Словно ты и я предназначены друг для друга.
— Твоей судьбой?
Она подняла бровь.
— Нет… не так. Это никак не связано ни с фотографией, ни с моим путешествием, ни со словами Виктора. Просто я никогда не встречал таких, как ты, и я уверен, что никогда больше не встречу. Я люблю тебя, Элизабет… и больше того, ты мне нравишься. Я обожаю проводить с тобой время.
Она изучала его с выражением лица, которое он не мог растолковать. Когда она заговорила, ее голос зазвучал по-деловому.
— Ты ведь понимаешь, что это все равно безумная история, из-за которой ты выглядишь как одержимый пациент психбольницы.
— Знаю, — согласился Тибо. — Поверь мне, я самому себе кажусь ненормальным.
— А что, если я сказала бы тебе уехать из Хэмптона и никогда больше не беспокоить меня? — пыталась прощупать почву Элизабет.
— Я бы уехал, и ты никогда бы не получила от меня ни весточки.
Его слова повисли в воздухе, исполненные глубокого смысла. Она поерзала на диване, отвернувшись с явным недовольством, прежде чем снова обратила к нему лицо.
— И ты бы даже не позвонил? После всего, что нам пришлось пережить? — фыркнула она. — Не могу в это поверить.
Его накрыло волной облегчения, когда он понял, что она разыгрывает его. Он выдохнул, не осознав даже, что все это время сдерживал дыхание, и расплылся в улыбке:
— Если только так ты сможешь поверить, что я не псих.
— Я думаю, это совсем уж тоскливо. Парень должен по крайней мере звонить.
Она подвинулась чуть ближе к нему на диване.
— Я буду иметь это в виду.
— Ты ведь понимаешь, что не стоит рассказывать эту историю всем и каждому, если ты собираешься здесь жить.
Он скользнул еще ближе к ней, на этот раз ощутимо ближе.