– Да, – сказала она за обедом, – великая проза, наравне с гоголевской, Достоевской… Вы правы: именно это есть проза Герцена, а не его беллетристика: «Кто виноват» и «Сорока-воровка». То – второсортно.
…Я между прочим спросила у нее, получила ли она деньги за свои переводы? Она рассмеялась:
– Представьте себе, я рассчитывала в этот раз получить 9 тысяч, а получила 58!
Был уже вечер, когда я отправилась ее провожать. Мы шли пешком. Когда мы проходили через Красную Площадь, Анна Андреевна показала мне дом Бориса Годунова>12. Сообщила, что из ленинградского издательства ей внезапно вернули рукопись книги «Нечет»; раньше отказывались, а теперь вот вернули сами «За истечением срока хранения в архиве».
Мы взошли на мост. Анна Андреевна сказала радостно:
– Вот, получила деньги и теперь буду отдавать долги. Я Борису Леонидовичу 8 тысяч должна. У меня с этим семейством странные финансовые отношения. Борис Леонидович человек благородный, добрый, помогает многим, ссыльным и не ссыльным, да еще содержит детей Ольги Всеволодовны[25]. Зина же скупа. Чтоб оправдаться, он ее уверяет, будто все эти деньги дает мне. В ее представлении вот уже много лет он меня роскошно содержит. И вдруг я принесу всего 8 тысяч!
На мосту к нам подбежали две молоденькие девушки: «Как пройти к Малому Театру?» Анна Андреевна подробно и толково объяснила им. Мне жаль было, что девочки не знают, кто она, и не запомнят на всю жизнь ее лицо.
20 мая 53 Третьего дня Анна Андреевна уехала в Болшево.
30 июня 53 Вот и мне привелось доставить радость Анне Андреевне.
Третьего дня она меня позвала; я пошла под вечер.
Жара, в горле пересохло. Когда Анна Андреевна предложила мне чаю, я обрадовалась. Ответила строкой:
– «И я прошу как милости…»
– Как милостыни? – повторила она, подняв брови.
– Нет, как милости, – поправила я вполне уверенно. – «И я прошу как милости».
– О чем же тут уж так просить? – сказала Анна Андреевна недовольно.
Только в этот миг меня осенило, что она принимает собственные стихи за мою просьбу.
– «Но знаю, что иду туда – к врагу», – сказала я еще одну строчку.
Тогда она вдруг поняла, и все ее лицо осветилось.
– «Но знаю, что иду туда – к врагу», – произнесла она по складам, прислушиваясь.
Я прочитала:
И я прошу как милости… Но там
Темно и тихо. Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник…
Я опоздала. Экая беда!
Нельзя мне показаться никуда
[26].
Она и праздника, оказывается, не помнила и ужасно обрадовалась ему, вернувшемуся из небытия, и трогательно меня благодарила.