Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962 (Чуковская)

О Дмитрии Николаевиче Журавлеве см. «Записки», т. 1, в отделе «За сценой»:^>8

Об М. В. Нечкиной см. в отделе «За сценой»: ^>6.

He об этом ли якутском поэте идет речь на с. 163?

Предполагаю, что прочитано мне было стихотворение «Прощание аравитянки» – см.: Виктор Гюго. Собр. соч.: В 15-ти т. Т. 1. М.: Гослитиздат, 1953, с. 404.

В 1953 г. в Гослитиздате вышла книжка литовской поэтессы Саломеи Нерис (1904–1947) – «Стихотворения и поэмы». В этом сборнике переводы двенадцати стихотворений и отрывка из одной поэмы принадлежат Анне Ахматовой.

Какие именно четыре строчки она прочитала мне – не могу ни вспомнить, ни догадаться.

«О тех, кто в ночь погиб» – строка из стихотворения Ахматовой «И вот, наперекор тому» – см. «Записки», т. 1, с. 128, а также с. 107 настоящего тома.

Приведенный разговор имеет прямое касательство к неоконченной статье Ахматовой «Пушкин и Невское взморье». Впервые эта статья была опубликована Э. Г. Герштейн в «Литературной газете» 4 июня 1969 года. Ныне все статьи Ахматовой о Пушкине, опубликованные ранее и неопубликованные, оконченные и неоконченные, а также многие из черновых набросков к задуманной книге – собраны и прокомментированы Э. Г. Герштейн в сб.: Анна Ахматова. О Пушкине. Статьи и заметки. Издание третье, исправленное и дополненное. М.: Книга, 1989 – ОП. Статью «Пушкин и Невское взморье» – см.: ОП, с. 153. (Список сокращенных названий см. на с. 869–872.)

Речь шда о переводах из Нурдадя Грига – см. Нурдадь Григ. Избранное. М.: Гослитиздат, 1953. (Нурдадь Григ – норвежский антифашист, погибший в 1943 году во время второй мировой войны.)

Речь идет о книге стихотворений Ахматовой, уже подписанной к печати в 1946 году и срочно уничтоженной после Постановления ЦК. Несколько экземпляров из отпечатанного тиража, однако, сохранились, и один оказался сначала у А. М. Еголина, а потом у А. А. Суркова.

А. М. Еголин – деятельный гонитель Ахматовой. После Постановления ЦК он выступил против нее с погромной статьей в журнале «Звезда», 1946, № 10. О Еголине подробнее в предисловии («Немного истории») и «За сценой»: – Примеч. 1978 г.

М. В. Латманизов в своих записях «Разговоры с Ахматовой» («Русская литература», 1989, № 3, с. 73) сообщает другое имя владельца уничтоженной книги: В.Ермилов. – Примеч. 1991 г.

Этот разговор имеет прямое отношение к неоконченной работе Ахматовой «Гибель Пушкина» – см. ОП, с. 110.

Об этом эпизоде рассказала Анне Андреевне известная пушкинистка Т. Г. Зенгер-Цявловская. Через некоторое время Цявловская сама усомнилась в истинности своего сообщения. Действительно ли Н. Н. Ланская, гостя у своей сестры в Австрии, в Бродянах, лично встретилась там с убийцей Пушкина – этот факт и по сию пору считается пушкинистами неустановленным. См. ОП, с. 119 и 280–281.

О Тамаре Григорьевне Габбе см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ^>59.

Хранит как знак невежливости. Анна Андреевна полагала – в соответствии с представлениями интеллигентных людей ее времени – что на конверте (или в обращении) имя и отчество каждого человека надобно писать в развернутом, а не в сокращенном виде.

Об употреблении имени поэта в печати см. примеч. на с. 90–91.

Э. Г. Герштейн долгие годы жила на случайные заработки; друзья – в том числе и я – пытались приискать для нее работу более или менее постоянную. О ней см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ^>58.

В начале тридцатых годов А. А. сама переводила «Макбета». Однако сохранился всего один лишь отрывок: из третьей картины первого акта. (В коллекции М. С. Лесмана.) В 1989 г. отрывок этот опубликован с предисловием Р. Тименчика в № 5 «Литературного обозрения»; «…ахматовская работа, скорее всего, не была завершена», – пишет Тименчик.

Напоминаю читателю, что в промежутке между этой и предыдущей датой – 5 марта 1953 г. – умер Сталин.

Димус – домашнее прозвище Дмитрия Дмитриевича Иваненко. Д. Д. Иваненко (1904–1994) – физик-теоретик, в 30-е годы – знакомый М. П. Бронштейна (Ред.).

Эта фотография, к сожалению, сохранилась. Она чудовищна. Я – настоящее огородное чучело, и даже А. А. некрасива.

«Опять двойка!» – банальнейшая картина Ф. Решетникова (1906–1988), появившаяся в 1952 году на ежегодной выставке художников РСФСР.

«Cinque» – «Как у облака на краю», «Истлевают звуки в эфире», «Я не любила с давних дней», «Знаешь сам, что не стану славить», «Не дышали мы сонными маками» – БВ, Седьмая книга.

Моя поэма под заглавием «Отрывки» опубликована была впервые в Париже в сборнике моих стихов «По эту сторону смерти» (YMCA-Press, 1978), а в 1992 в Москве в сборнике: Лидия Чуковская. Стихотворения. М.: Горизонт.

Анатолий Константинович Котов (1909–1956) – в то время директор Гослитиздата.

О деятельности «Двора Чудес» см. «Записки», т. 1, с. 142.

Об О. В. Ивинской и о ее первом пребывании в лагере см. «За сценой»: ^>97.

«Подвал памяти» – см. «Записки», т. 1, № 24, а также в книге, подготовленной к печати академиком В. М. Жирмунским: Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы. А.: Сов. писатель, 1976 (Б-ка поэта. Большая серия). – ББП, с. 196.

По-видимому, А. А. имела в виду «тетрадь Н. Л. Дилакторской». О Наталье Леонидовне Дилакторской (1904–1989) см. «Записки», т. 3.

Рассказала о том, как она ничего не знала о постановлении 46 года, когда о нем уже знали все. Оно было вынесено 14 августа. По-видимому, А. А. посетила Союз между 16-м и 19-м; в эти дни Жданов выступал в Ленинграде дважды (см. газеты 22 августа 1946 года: «Правда» «Ленинградская правда», «Вечерний Ленинград»).

Речь идет о стихах великого китайского поэта Цюй Юаня (предположительно: 340–278 гг. до нашей эры). Переводы Анны Андреевны опубликованы в сборнике: Цюй Юань. Стихи. Перевод с китайского. М.: Гослитиздат, 1954. Об ахматовских переводах из Цюй Юаня см. с. 75–76, 112, 116.

Речь идет о переводах Цюй Юаня.

См. ОП, с. 90.

«Проводила друга до передней» – БВ, Четки.

«Записки», т. 1, № 44.

Год приезда Симонова в Ленинград мною написан неразборчиво. Кроме того, мне до сих пор не удалось проверить: действительно ли К. М. Симонов выступал против Ахматовой, или А. А. была кем-то введена в заблуждение.

Отношение Константина Симонова к поэзии Анны Ахматовой на протяжении его жизни менялось; однако, в 1976 году, в подробнейшем письме к В. Я. Виленкину он признается, что, по-видимому, его «представления о ней, замыкавшиеся главным образом на десятых годах, были узки и несправедливы. Видимо, я принадлежал именно к тем, заочным, без вины виноватым, обидчикам Ахматовой, которые где-то для себя продолжали ее числить в десятых годах». – См.: Константин Симонов. Собр. соч. в 10-ти томах. Т. 12 (дополнительный). М.: Худож. лит., 1987, с. 438.

БВ, Anno Domini.

БВ, Тростник.

Илья Львович Седьвинский (1899–1968) – поэт; просьба его показалась Анне Андреевне забавной потому, что в Переделкине дача Сельвинского расположена прямо напротив дачи моего отца: ворота в ворота, и, хоть мы и не бывали друг у друга в гостях, мы с ним постоянно встречались на общей аллее. Таким образом, он не мог ощущать необходимости передать мне привет через кого бы то ни было.

Гете. Фауст. Перевод Б. Пастернака. М.: Гослитиздат, 1953. На книге написано: «Дорогая Лидия Корнеевна! Любовь, уважение и благодарность моя Вам, как писательнице, представительнице декабристов и Герцена в нашем веке и дочери Корнея Ивановича – неизмеримы. Желаю Вам здоровья и счастья. Б. Пастернак. 3 янв. 1954 г.».

Случай, трудно объяснимый… Стихотворение это написано в 47-м году. Между тем, с 42-го по 52-ой я с Анной Андреевной не встречалась и, стало быть, от нее услышать его не могла. Выходит, что мне показал или прочитал его кто-то другой. Но кто – я не помню. Не знаю также, было ли там когда-нибудь «языческая» (вместо «евангельская») или это просто – моя ошибка.

Подразумевается один абзац в повести Э. Казакевича «Сердце друга», напечатанной в журнале «Новый мир» в начале 1953 года. А. А. была права: абзац глубоко оскорбительный, вне зависимости от наличия или отсутствия отчества. В № 1, на с. 19, говорится, что героине, когда началась война, показались «ничтожными повседневные интересы» ее соучениц, которые «думали о нарядах, молодых людях, и обожали стихи Райнера-Марии Рильке и Анны Андреевны Ахматовой». Однако необходимо отметить, что в первом же отдельном издании (Воениздат, 1954) из этого абзаца исчезло отчество Ахматовой; а в издании Гослитиздата 1962 года – исчезло и насмешливое упоминание об обоих великих поэтах.

А. А. говорила: «Когда я о себе читаю в печати: «А. А. Ахматова», я не сразу догадываюсь, о ком речь». «Если я поэт, – говорила она, – то я – Анна Ахматова, как Пастернак – Борис или как Блок – Александр. Каждый сам выбирает свое литературное имя для себя».

Через два года после смерти Анны Андреевны, в 1968 году, мне случилось делать подпись под фотографией, где рядом сидят Ахматова и Пастернак. Я обратилась за советом к отцу: как написать? «Анна Андреевна и Борис Леонидович» или «Анна Ахматова и Борис Пастернак»? Он ответил: «Мне кажется, нужно подписать под фотоснимком «Анна Ахматова и Борис Пастернак». Это их литературные имена. Из-за того, что они попали на фотопленку, они не утратили своих прав называться именами, которые они завоевали для себя своим творчеством. Когда я видел в газетах: «А. Ахматова», мне казалось, что это опечатка или что дело идет о другом человеке. В русской культуре существует Анна Ахматова».

Ни Анна Ахматова, ни Корней Чуковский не предугадывали, что в печати, по чиновничьему недомыслию, со временем укоренится такое обыкновение: «Ахматова А. А.» и «Чуковский К. И.». Этот обычай – за пределами литературы.

Писатель Лев Вениаминович Никулин (1891–1967) пользовался недоброй славой в литературных кругах. О нем распространялись порочащие его честь эпиграммы. На чем были основаны дурные слухи, справедливы они или нет – сейчас ничего сказать не могу и оттого ни слухов, ни эпиграмм не повторяю. Привожу только две строки из рецензии самого Никулина на ахматовский сборник 1961 года – сборник, весьма далекий от полноты и с большими трудностями миновавший цензурные мели:

«Анна Ахматова живет, работает в тесной товарищеской среде советских писателей старшего и молодого поколения». (См. ЛГ, 28 декабря 1961.)

Цель этих строк ясна: читатель, не беспокойся! все обстоит благополучно!

О литературной работе Л. Никулина см. КЛЭ, т. 5.

Одно – Председателю Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову, а другое не помню кому. См. примеч. на с. 94–95.

Об эпизоде с Рудневым рассказала в своих воспоминаниях Э. Г. Герштейн, много лет принимавшая в хлопотах об А. Н. Гумилеве самое деятельное участие. (Ходила в Прокуратуру, добывала письма в его защиту и мн. др.) См.: Э. Г. Герштейн. Мемуары и факты (об освобождении Льва Гумилева) // Russian Literature Triquarterly, № 13, 1976, с. 646, а также журнал «Горизонт», 1989, № 6, с. 57:

«Летом 1953 г. мы были на похоронах художника А. А. Осмёркина. К Ахматовой подошел архитектор Лев Владимирович Руднев, строивший тогда здание Московского университета на Ленинских Горах. Он сказал ей, что часто встречается с К. Е. Ворошиловым, который запросто называет его «борода». Руднев предложил свое посредничество для хлопот о Л. Н. Гумилеве. Анна Андреевна выждала еще некоторое время. В январе-феврале 1954 г., в Москве, она решилась воспользоваться предложением Руднева»25. Через него она передала свое письмо К. Е. Ворошилову. Письмо это теперь известно. В 1994 году, в № 3 (5) альманаха «Шпион» оно опубликовано факсимильно. Тут же помещены и записка Руднева, и ответ – отрицательный! – Генерального прокурора Руденко Ворошилову. (Опубликовал эти документы А. И. Кокурин под заглавием «Отчаяние меня разрушает…».)

(О своих отношениях с Л. Н. Гумилевым Э. Г. Герштейн пишет также в мемуарах «Лишняя любовь» – «Новый мир», 1993, №№ 11 и 12.)

Никакого особого постановления ЦК о поэзии Ахматовой, вынесенного будто бы в 1925 году, – не существовало. Ссылаюсь на сборник, составленный Карлом Аймермахером: «В тисках идеологии… 1917–1927» (М.: Книжная палата, 1992). В сборнике появилась пронумерованная редакцией целая серия документов о политике партии в литературе. Так, например, на эту тему под № 45 напечатаны соображения «Общества старых большевиков», где подвергнуты порицанию «явно чуждые нам осколки буржуазно-дворянской литературы типа Ходасевичей, Волошиных, Бальмонтов и К°», а заодно и «неустойчивые мелкобуржуазные писатели, так называемые «попутчики», более… или менее… чуждые идеологии и психике рабочего класса». Далее: «Эти писатели иногда даже выдаются за поэтов революции (статьи тт. Осинского и Коллонтай об Ахматовой)». Анна Ахматова упоминается, и притом совершенно между прочим, и в партийном руководящем документе (№ 55), порицающем Воронского: зачем он дозволяет своим сторонникам, «вроде Осинского», провозглашать «Ахматову лучшей писательницей». В 1925 году под заглавием «О политике партии в области художественной литературы» 1 июля в «Правде» была опубликована резолюция ЦК против тех тенденций, которые, по мнению руководящего партийного органа, проникли в литературу как результат новой экономической политики (НЭП'а) и осмеливаются противопоставлять себя идеологии пролетарской. Основана резолюция была на документах, приведенных выше и им подобных. Ни одного конкретного писательского имени здесь, однако, упомянуто не было – так, не упомянута и Анна Ахматова.

Судя по разговору Анны Андреевны со мною 19 февраля 1954 года, – о Постановлении ЦК 1940 года, т. е. о прямом запрете сборника «Из шести книг», ей известно не было, хотя неудовольствие начальства новой книгой она ощущала. (См. «Записки», т. 1, с. 234.)

Литераторы Е. И. Катерди (1902–1958), В.М.Саянов (1903–1959) и А. Л. Дымшиц (1910–1975) в ту пору были членами Правления Ленинградского отделения Союза Писателей.

Официальный отчет об этом собрании, составленный секретарем ленинградского обкома Н. Казьминым, появился в печати без малого через сорок лет. См. публикацию Т. Домрачевой и Т. Дубинской-Джалиловой во втором выпуске журнала «Вопросы литературы» за 1993 год.

Борис Леонидович создал сокращенный вариант для одно-вечернего спектакля. Но «Фауст» в переводе Пастернака не был поставлен ни в одном театре и ни в каком варианте.

По-видимому, ошибка; может быть – вчера?

Так и случилось. Письма разрушили легенду о прочной и надежной дружбе Карамзиных к Пушкину и сделали явной приверженность молодежи обоих домов, Карамзиных и Вяземских, к Дантесу. См. с. 187.

«Реквиема».

Ее жизни не хватило. А я – дожила. Оба стихотворения: «И вот, наперекор тому» и «Немного географии» напечатаны в 1974 году в сб. «Памяти Анны Ахматовой». Paris: YMCA-Press, с. 23 и 11, а потом, в 76-м – в опубликованных там же «Записках», т. 1, с. 105 и 65.

Впервые в Советском Союзе оба стихотворения напечатаны Р. Тименчиком в журнале «Даугава», 1987, № 9 и М. Кралиным в «Знамени», 1987, № 12. Затем в т. 1 моих «Записок» (М., 1989, с. 58 и 97. В настоящее время стихи эти публикуются во всех сколько-нибудь полных сборниках стихов Ахматовой. См. например «Узнают…» или «Двухтомник, 1990», т. 1.

Пользуюсь случаем исправить свою ошибку: в стихотворении «Немного географии» следует читать – «Атбасар», а не «Ак». И чужую: в стихотворении «И вот, наперекор тому», напечатанном в «Двухтомнике, 1990», – следует:

а не «чтобы».

Следователи сталинского времени.

Ту же мысль, развернутую более подробно, см. на с. 465.

О Марии Сергеевне Петровых см. 131.

В одном из своих писем к Анне Андреевне из Японии, где Николай Николаевич побывал в командировке в 1927 году, он, объясняя прозвание «Акума», сообщал:

«…когда я немного познакомился с японским языком, мне твое имя «Акума» стало казаться странным; думалось, оно должно иметь значение. Я спросил одного японца, не значит ли что-нибудь слово – «Акума» – он, весело улыбаясь, сказал: – это значит: злой демон, дьяволица, если принять женский род и наше понимание. Очевидно, Вольдемар знал смысл этого слова. Возможно, что где-нибудь на «его» Востоке именем этим обозначался какой-нибудь бог, или дух – но во всяком случае, – зла». (См.: И. Н. Пунина. Из архива Николая Николаевича Пунина. – Альманах «Лица». 1. М. – СПб.: Феникс-Atheneum, 1992, с. 440.)

Фридочка – Ф. А. Вигдорова. О ней см.^>309

31 мая 1954 года «Правда» сообщала, что накануне, 30 мая, в Москве на Красной площади состоялись «парад и демонстрация представителей трудящихся в честь всенародного праздника трехсотлетия воссоединения Украины с Россией».

Ольга Афанасьевна Гдебова-Судейкина (о ней см. «Записки», т. 1, «За сценой»: б) скончалась в Париже в ночь с 19 на 20 января 1945 года.

убийство (англ.).

Я провела около полутора месяцев в Голицыне (когда Анны Андреевны там уже не было) и вернулась в Москву 9 января 1955 года.

См.: Ян Райнис. Сочинения в 2-х томах. М.: Гослитиздат, 1955. В первом томе напечатаны 37 стихотворений, переведенных Ахматовой.

Делегаты Съезда писателей, размещенные в гостинице «Москва», завтракали, обедали и ужинали в тамошнем ресторане. Евгений Львович Шварц был членом той же делегации, что и А. А. – ленинградской – и жил в том же коридоре, что и она.

«Многие стихи Ахматовой воспринимаются как интимный мещанский дневник» – см. «История русской литературы». М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954, т. 10, с. 776.

«Последняя сказка Пушкина» – ОП, с. 10.

Об Анатолии Андреевиче Волкове см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ^>46.

Тамара Григорьевна Габбе.

Мне неизвестно, припомнила ли А. А. эти строки или обнаружила их в своей первоначальной записи. См. ББП, с. 479.

Судя по надписи на книге, это было 2 февраля. Надпись: «Милой Лидии Корнеевне Чуковской – малый дар. Ахматова». И слева: «2 февраля 55. Москва».

Михаил Леонидович Лозинский скончался 31 января 1955 года; жена его, Татьяна Борисовна, убедившись, что он – накануне кончины, приняла яд. Оба они умерли в один и тот же день и в один день похоронены^>34.

До Анны Андреевны дошли слухи о передачах иностранного радио, посвященных ее трагической судьбе. В те годы коротковолновые радиоприемники в Советском Союзе были редкостью; к тому же иностранные радиостанции подвергались глушению, а их слушатели – преследованиям. Сама я впервые увидела радиотранзистор с короткими волнами лишь в 1965 году.

О. Берггольц. Лирика. М.: Гослитиздат, 1955; в эту книгу, в частности, вошли стихотворения: «Первое письмо на Каму», «Второе письмо на Каму», «Третье письмо на Каму», а также «Ленинградская поэма», – где в третьей главе говорится о шофере, доставлявшем во время блокады хлеб в умирающий Ленинград. А. А. считала вымышленным и ненужным рассказ о том, как шофер, решив срочно отремонтировать застрявшую на льду машину, облил себе руки бензином и поджег их.

О писательнице Наталии Иосифовне Ильиной см.:^>45, ^>62 и ^>82.

А. А. считала поступком недопустимым, недружественным переводить заново «Двенадцатую ночь или Что угодно» потому, что эти вещи, перевел в свое время М. Лозинский. (См. Вильям Шекспир. Полное собр. соч. в 8-ми томах. Т. 1 / Под общей редакцией С. С. Динамова и А. А. Смирнова М.; Л.: Academia, 1937.)

См. «Мемуары и факты», с. 58–59.

Строка из стихотворения О. Мандельштама «Ты красок себе пожелала» (цикл «Армения») – ББП-М, с. 145.

С этими словами Анны Андреевны интересно сопоставить ее собственную запись:

«Я родилась в один год с Чарли Чаплиным и «Крейцеровой сонатой» Толстого, Г[итлеро]м, «Эйфелевой башней» и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется знаменитая древняя «Иванова ночь» – 23 июня (Midsummer night)». (Сб.: Книги. Архивы. Автографы. Обзоры, сообщения, публикации. М., 1973, с. 73).

Ивинской, уже вернувшейся из лагеря.

Само собой разумеется, это утверждение не следует понимать буквально: знакомых и друзей у Анны Андреевны среди писателей и среди не писателей было великое множество.

Об И. В. Штоке см. примеч. на с. 150 (см. также «Записки», т. 1. Приложение. – Ред.). Об А. А. Кроне см. ^>257.

«ЗИМ» – марка наиболее мощного и комфортабельного из тогдашних советских автомобилей. Выпускали эту машину на Заводе имени Молотова, оттого и возникло сокращенное название: «ЗИМ».

О знакомстве и о встречах Анны Андреевны с Самуилом Яковлевичем – см. ^>44.

В ББП, на с. 437 указан другой вариант этой строки:

Экземпляр, подаренный мне Анной Андреевной 4 мая 1953 года, я не уничтожила, а храню. В этот экземпляр из месяца в месяц, из года в год А. А. либо сама вносила перемены, либо диктовала их мне. И так длилось вплоть до июня 1960 года, когда А. А. подарила мне новый экземпляр, который недолгое время она считала окончательным. Тогда последующие поправки я стала вносить в него.

«Что глядишь ты так смутно и зорко» – эта строка в таком виде сохранилась во всех вариантах «Поэмы».

И впоследствии исправила:

Раньше прозаический кусок под названием «Вместо предисловия» содержал в себе такие строки:

«Все это ни в какой мере не отменяет первоначальные (НЕ УКАЗАННЫЕ) посвящения, которые продолжают жить в «Поэме» своей жизнью». С 1954-го, а вернее с 1955 года «Посвящения» сделались именными. Имена к «Посвящениям» я переписала из экземпляра Анны Андреевны в свой 9 мая 55 г.

Скоро А. А. снова вернула Георга.

Отрывок, условно именуемый «Камероновой Галереей», в том экземпляре «Поэмы», которым я тогда располагала, читался так:

Поступила так: оставила весь кусок, но выкинула вторую строфу, чтобы могилу Н. Недоброво, к которому обращены эти строфы, читатели не путали с могилой «драгуна» – Вс. Князева. Или, например, с могилой Гумилева. Кроме того, внесла в отрывок о Камероновой Галерее некоторые мелкие перемены.

Не Пушкина, а стихотворения Ахматовой тридцатых-сороковых годов: «Реквием» и др. Даже после смерти Сталина я еще боялась без зашифровки упоминать о них в дневнике.

По-видимому, – «Судьбу художника» (повесть о Федотове). М.: Сов. писатель, 1954.

У меня не помечено, и я не помню, была ди это машинопись иди уже корректура.

«И лобзания, и слезы, / И заря, заря!..» – заключительные строки из стихотворения А. Фета «Шепот, робкое дыханье…».

БВ, Седьмая книга.

См. примеч. на с. 148–150.

Оказывается, мой первый довод А. А. приняла. Теперь мне нередко случается слышать от общих знакомых, что А. А., порицая Наталью Александровну Герцен, имела обыкновение добавлять: «но женщина она была незаурядная – не всякая расплачивается за двойную любовь смертью».

«Я думаю, с нами случится все самое ужасное» (англ.).

«Дедом» называли Корнея Ивановича не только внуки, но и другие члены его семьи.

Шофер Корнея Ивановича, Геннадий Матвеевич Белов.

Женя – мой племянник; о нем см. «Записки», т. 1, с. 247.

«Все это разгадаешь ты один» – БВ, Тростник, а также см. «Записки», т. 1, № 18.

См. ^>45.

Строфа о madame de Lamballe впоследствии из «Примечаний» была перенесена Анной Андреевной в первую часть «Поэмы»: в Интермедию «Через площадку»; добавления же к «Решке» были, судя по рукописи, сделаны ею не к строфам, а вставлены в прозаическую ремарку.

Прилагаю текст «Письма к NN», который А. А. дала мне в тот день для перепечатки.

«Из письма к NN.

…и Вы, зная обстановку моей тогдашней жизни, можете судить об этом лучше других.

Осенью 1940 г., разбирая мои старые (впоследствии погибшие во время осады) бумаги, я наткнулась на давно бывшие у меня письма и стихи, прежде не читанные мной («Бес попутал в укладке рыться»). Они относились к трагическому событию 1913 г., о котором повествуется в «Поэме без героя».

Тогда я написала стихотворный отрывок «Ты в Россию пришла ниоткуда» (второй из женских портретов моих современниц – первый назывался «Современница»). Вы даже, может быть, еще помните, как я читала Вам оба эти стихотворения в Фонтанном Доме, в присутствии старого шереметевского клена («А свидетель всего на свете»). В бессонную ночь 26–27 декабря этот стихотворный отрывок стал неожиданно расти и превращаться в первый набросок «Поэмы без героя». История дальнейшего роста поэмы кое-как изложена в бормотании под заглавием «Вместо предисловия». (Набросок этот я читала на моем вечере в Союзе Писателей в марте 1941 года.)

Вы не можете себе представить, сколько диких, нелепых и смешных толков породила эта петербургская повесть. Строже всего, как это ни странно, ее судили мои современники, и их обвинения сформулировал, может быть, точнее других, в Ташкенте X., когда он сказал, что я свожу какие-то старые счеты с эпохой (десятые годы) и с людьми, которых или уже нет, или которые не могут мне ответить. Тем же, кто не знает этих счетов, поэма будет непонятна и неинтересна… Другие – в особенности женщины, считали, что «Поэма без героя» – измена какому-то прежнему идеалу и, что еще хуже, разоблачение моих давних стихов, которые они «так любят».

Так в первый раз в жизни я встретила вместо потока патоки, иногда превращающего поэта в идиота, искреннее негодование читателей, и это, естественно, вдохновило меня.

В течение пятнадцати лет эта поэма неожиданно, как припадки какой-то неизлечимой болезни, вновь настигала меня, и я не могла от нее оторваться, дополняя и исправляя, по-видимому, оконченную вещь.

И не удивительно, что Z., как Вам известно, сказала мне: «Ну, Вы пропали! Она Вас никогда не отпустит».

Но… я замечаю, что письмо мое длиннее, чем ему следует быть, а мне еще надо… 27 мая 1955 г.

Москва»

Наивно было бы, однако, думать, что «Письмо к NN» – это реальное письмо, посланное мне или кому-нибудь иному (впрочем, адресованное все-таки мне). Это одна из игр автора с читателем, которыми столь богата «Поэма без героя». «Письмо к NN» недолго удержалось в «Поэме». Сначала оно было введено в текст, а затем, через несколько лет, при очередной переработке изъято навсегда. Начиная с 1960 года, в машинописных экземплярах «Поэмы», исходящих непосредственно от Анны Андреевны, «Письмо к NN» более не встречается. Досадно видеть, что «письмо» это, переименованное в «Письмо к Н.», открывает собою «Поэму без героя» во втором томе «Сочинений» Анны Ахматовой. – Примеч. 1978 г.

Ныне, в наших здешних изданиях «Письмо к NN» помещается, как и следует, в отделе «Проза о Поэме», – отделе, который составила и снабдила примечаниями Э. Г. Герштейн – сначала в «Двухтомнике, 1986», затем в «Двухтомнике, 1990» (см. т. 2, с. 253).

В дальнейшем, приводя отрывки из «Прозы о Поэме», мы будем ссылаться на «Двухтомник, 1990». – Примеч. 1991 г.

И. В. Шток, один из постоянных посетителей чердачка Анны Андреевны в Ташкенте, слышал не раз, как она читала «Поэму без героя», своим гостям и присутствовал при многих разговорах Анны Андреевны с ними. Должна признаться в своей неуверенности: подразумевала ли А. А. под буквой «X.» Абрама Эфроса или Константина Липскерова, или их обоих вместе.

Недавно я разыскала этот листок:

В последующих вариантах стро́ки о ножке и торцах остались, но введены они по-другому. См. БВ, с. 327.

На самом деле:

То есть после ареста Пильняка, когда уже разнесся слух о его гибели. См. «Записки», т. 1, № 18.

Было: «И смущенье свое не прячу / Под укромный противогаз». Потом, вместо противогаза, стадо: «чем как будто смущаю вас». Затем А. А. посередине строфы сделала: «Впрочем, это мне все равно» (вместо «это в последний раз»); тогда стала возможна новая рифма, и А. А. закончила строфу по-новому: «У шкатулки ж двойное дно». Но и это еще не окончательно.

Надпись: «Мидой Лидии Корнеевне Чуковской давнюю книгу на память о ее авторе с любовью Ахматова. 28 июня 1955. Москва».

«Как мог ты, сильный и свободный» – БВ, Anno Domini.

Б В, Anno Domini.

А. А. своею рукою зачеркнула название «Ива» и написала «Тростник». Объясняя мне, почему она дала этому циклу такое заглавие, А. А. пересказала одну восточную легенду: старшие сестры убили меньшую на берегу реки. Убийство удалось скрыть. Но на месте пролитой крови вырос тростник; весною пастух срезал дудочку, дунул в нее – и тростник запел песню о тайном злодействе.

Не знаю, помнила ли А. А. стихотворение Лермонтова «Тростник» – это тоже стихи о тайном убийстве: рыбак срезал тростник на берегу реки, сделал дудочку и дунул в нее.

Голос убитого человека.

После того, как А. А. пересказала мне легенду, я поняла первоначальный – и не состоявшийся – замысел всего «тростникового цикла»: по-видимому, именно в этот цикл должны были войти такие стихотворения тридцатых годов, как: «Привольем пахнет дикий мед», «С Новым Годом! С новым горем!», «Немного географии», «И вот, наперекор тому». И безусловно стихи из цикла «Венок мертвым». Осуществить этот замысел в печати тогда нечего было и думать – и весь цикл в книге сорокового года мирно назывался «Ива». В первой половине шестидесятых А. А. попыталась было включить некоторые из перечисленных выше стихов в «Бег времени», но редакция их оттуда выкинула. Большинство из этих стихотворений впервые напечатаны посмертно и притом за границей: см. «Памяти А. А.», а также «Записки», т. 1, № 25, № 9, с. 76–77 и примеч. на с. 128.

Впоследствии А. А. первую строку переделала так: «Почти от залетейской…» – БВ, Тростник.

Стихотворение было прочитано мне Анной Андреевной начиная со второго четверостишия. См. «Памяти А. А.», с. 15, а также «Узнают…», с. 262; № 55. Первое четверостишие не обнаружено до сих пор – т. е. до 1994 г.

Отсылаю читателя к отделу «Стихотворений», помещенному непосредственно сразу после моих записей. Там собраны те стихи, без которых наши разговоры могут оказаться не вполне понятными. Нумерация стихотворений начинается с № 55. (В томе первом «Записок» отдел стихотворений кончался номером 54.)

На самом деде семь. (См.: В. М. Жирмунский. Творчество Анны Ахматовой. А.: Наука, 1973, с. 138.) Автор статьи утверждает, что «Ленинградские» (впоследствии «Северные») элегии – это автобиография Ахматовой. Седьмая элегия, оставшаяся недописанной, носила заглавие «Последняя речь подсудимой»; о ней поминает Ахматова в строфе из «Решки»: «И со мною моя «Седьмая», / Полумертвая и немая». В приводимой же мною беседе разговор идет о черновике Второй. См. ББП, с. 333; № 56.

Работу над своей Второй Северной элегией А. А. так и не завершила.

В 1955 г., с предисловием А. Софронова, Гослитиздат срочно выпустил «Стихи поэтов Вьетнама», где на с. 207 напечатано и стихотворение То Хыу о вьетнамском мальчике («Лыом») в переводе Ахматовой. В газете же этот перевод опубликован не был, причин отказа не помню. Опубликованы ли другие ахматовские переводы из вьетнамцев, мне неизвестно.

Леонид Попов (1919–1990) – якутский поэт; заметку Д. Романенко «Свет над тайгой» см. ЛГ, 12 июля 1955 г.

Главной причиной, по которой А. А. ни в коем случае не могла отвечать «по правде», была судьба Левы.

Я ездила в Ленинград.

Полковник Ковалев – заведующий приемной Военной Прокуратуры СССР.

У Зощенко я побывала 30 июля; Корней Иванович поручил мне передать Михаилу Михайловичу деньги и пригласить его провести лето в Переделкине.

Мария Борисовна Чуковская скончалась 21 февраля 1955 года от второго инсульта.

Ни той, ни другой версии я вовремя не записала, но первую помню ясно.

В одной из новелл Зощенко о Ленине рассказано, как часовой, молодой красногвардеец Лобанов, никогда не видавший Владимира Ильича в лицо, отказался однажды пропустить его в Смольный потому, что Ленин, в задумчивости, не сразу нашел в кармане пропуск. Какой-то человек с усами и бородкой грубо крикнул Лобанову: «Извольте немедленно пропустить! Это же Ленин!» Однако Владимир Ильич остановил грубияна и поблагодарил красногвардейца «за отличную службу». Пропуск нашелся, и все кончилось хорошо.

Но не для Зощенко. Первоначально рассказ этот был напечатан в журнале «Звезда» (1940, № 7). Редактор посоветовал Михаилу Михайловичу лишить человека, который грубо кричит на красногвардейца – бородки, а то с усами и бородой он похож на Калинина. М. М. согласился: вычеркнул бородку. Тогда остались усы и грубость. Сталин вообразил, что это о нем.

И участь Зощенко была решена… (А в последующих изданиях человек с усиками был заменен «одним каким-то человеком, должно быть из служащих», и притом безусым и безбородым.)

«Вязальщицы» – или, иначе, «фурии гильотины» – прозвище женщин-фанатичек, возникшее в годы Великой Французской Революции. Их изобразил Диккенс в романе «Повесть о двух городах». Накануне казней они рассаживались перед гильотиной в первых рядах «на стульях, расставленных, как на увеселительном зрелище», и «деловито перебирали спицами». Не прерывая работу, «вязальщицы» подсчитывали отрезанные головы.

Ахматова в эвакуации насмешливо называла общежитие на ул. Карла Маркса, 7 – «Вороньей слободкой», а некоторых своих соседок, в минуты гнева, – «вязальщицами». Это было прозвище, которое она полувшутку-полувсерьез дала злоязычным сплетницам, тем, кто завидовал ей и клеветал на нее.

– ««Вязальщицы» полагают…», – говорила она иронически, а иногда и с подлинным гневом. И далее цитировала какую-нибудь очередную грубость или пошлость.

В эвакуации, как и всюду, Ахматова была окружена почетом, восхищением и уважением. Но, разумеется, далеко не всеобщим. Находились среди ее соседей (преимущественно писательских жен) такие, которых раздражало в ней все: и ее беспомощность, и ее властность, и ее болезнь, и ее слава, и ее независимость, и то, что сама она не таскает ведра с водой и с углем, а делают это за нее с большой охотой – другие. «Вязальщиц» раздражал ореол величия, которым была окружена Ахматова. Неудовольствие, вперемежку со сплетнями, доходило до ушей Анны Андреевны и, чаще всего, вызывало в ответ с ее стороны одни лишь остроты и насмешки. Но порою – гнев. И даже пророческий. К «вязальщицам» всех мастей Ахматова обратила стихотворение «Какая есть. Желаю вам другую…», одно из самых своих негодующих. (Оно продолжает тему, издавна звучавшую в поэзии Ахматовой; см. например стихотворение 1921 года «Клевета»; № 63.) Тут та же тема: поэт, клевета, смерть. Ташкентское стихотворение напечатано по-разному: см. ББП, с. 291; «Сочинения», т. 2, с. 142; сб.: Tale without a Hero and Twenty-Two Poems by Anna Axmatova / Essays by Jeanne Van der Eng-Liedmeier, Kees Verheul. The Hague; Paris: Mouton, 1973, p. 52 (Dutch Studies in Russian Literature / 3); а также в сб. «Узнают…», с. 268. Я предлагаю читателю текст, на мой взгляд, более точный. Работа над стихотворением не окончена – в нем не хватает трех строк. № 57.

См. примеч. на с. 197–198.

См. «Мемуары и факты», с. 59.

Не могу объяснить, в чем тут дело: никакие переводы Ахматовой из Анатоля Франса, насколько мне известно, в печати не появились.

Я собиралась в подмосковный санаторий близ станции Чкаловская.

Далее в оригинале четыре строки густо зачеркнуты.

О научной и литературной деятельности моего мужа, физика-теоретика М. П. Бронштейна – см.: Г. Е. Горелик и В. Я. Френкель. Матвей Петрович Бронштейн. М.: Наука, 1990; в дополненном виде книга тех же авторов: Matvei Petrovich Bronstein and Soviet Theoretical Physics in the Thirties. Basel; Boston; Berlin: Birkhauser, 1994; а также «Записки», т. 1, с. 300–302.

«Наташа плохая» – шутливое прозвище, которое А. А. дала одной из своих знакомых Наташ в отличие от Наташи Ильиной – «хорошей». Иногда она называла «плохую» Наташу – «бывшая плохая», а Наташу Ильину «бывшая хорошая»; эпитеты возле Наташ часто менялись местами. Это была игра.

По-видимому, речь идет об Н. И. Конраде. См.^>66

Речь идет о стихотворении «Третью весну встречаю вдали / От Ленинграда». Я ошибочно сообщила Анне Андреевне, будто оно не печаталось, и она отдала его в первый сборник «Литературной Москвы» (М.: Гослитиздат, 1956). Между тем, это стихотворение в то время было уже напечатано – правда, совсем в ином варианте (см. «Знамя», 1945, № 4), и я его просто не нашла.

Я работала тогда над сценарием о лейтенанте Шмидте.

«Есть три эпохи у воспоминаний» – БВ, Седьмая книга; № 58.

Об М. И. Артамонове см.^>65

«Дело» А. Н. Гумилева существовало; номер дела, номера статей, содержание – см. «Мемуары и факты», с. 59 и 62.

Ср. ОП, с. 193–199 и 304.

А. А. говорила об этом не мне одной. И не единожды. Привожу отрывок из ахматовских записей о «Поэме»:

«Борьба с читателем продолжалась все время. Помощь читателя (особенно в Ташкенте) тоже. Там мне казалось, что мы пишем ее все вместе». – «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 254.

В «Литературной Москве», в сборнике первом, опубликованы три стихотворения Ахматовой под названием «Азия».

Машенька – пятилетняя правнучка Корнея Ивановича.

См. «Гибель Пушкина», ОП, с. 110.

Пересказ Ахматовой не вполне точен. В 1939 году (когда ей не тридцать, а под пятьдесят) Фадеев рекомендовал снять из «Московского альманаха» (изд-во «Советский писатель») произведения троих «стариков»: Асеева, Зощенко и Ахматовой. Мотивировка была такая: «…альманах по существу должен быть альманахом молодежи…». («Внутреннюю рецензию» А. Фадеева см. в книге: К. Симонов. Собр. соч., т. 12. М.: Худож. лит., 1987, с. 469.)

«Литературная газета» от 12 января 1956 года, публикуя речь Шолохова, дает некоторое представление о «паясничестве» этого классика, но о реплике Суркова – ни звука.

По приглашению Бориса Леонидовича я дважды слушала начальные главы романа: 6 февраля 1947 года, в доме его близкого друга, пианистки Марии Вениаминовны Юдиной (1899–1970) – тогда Б. Л. сам заехал за мною; и вторично – 5 апреля 1947-го в доме у случайного знакомого О. Ивинской – П. А. Кузько (1884–1969). Кроме того, некоторые главы Б. Л. давал мне читать в рукописи. Говорил: «слушатели романа для меня – особое племя». Отрывки из моего дневника о чтении романа у Юдиной напечатаны в 1990 году в № 2 «Литературного обозрения».

На собрании у Кузько Борис Леонидович, прежде чем читать главы из романа, произнес небольшую вступительную речь. В юности я окончила курсы стенографии, работала одно время стенографисткой профессионально и в 1947 году способна была записать выступление Пастернака от слова до слова. В 1990 году моя стенограмма была опубликована в № 2 «Литературного обозрения». (Там же, в воспоминаниях Э. Г. Герштейн, на с. 99—101 напечатан и ее рассказ об этом чтении.) И мемуары Герштейн, и мои записи теперь – в 1993-м – напечатаны также в сборнике «Воспоминания-П».

То, на котором он ныне покоится. Но тогда я еще воспринимала переделкинское кладбище не как реальность – мертвую, живую и страшную, – а как цитату из стихотворения «Август», пророчествующего о такой невообразимой, немыслимой реальности: о грядущих похоронах Бориса Леонидовича.

партийному съезду

беспартийному

К 1955 году из крупных вещей Э. Казакевича были опубликованы: «Звезда», «Весна на Одере» и «Сердце друга». Какие именно свои «две книги» Казакевич прислал Пастернаку – не знаю.

«Софью Петровну».

См. «Записки», т. 1, с. 179.

Журнал «Русский современник» выходил в 1924 году. В № 1 были напечатаны два стихотворения Ахматовой: «…И праведник шел за посланником Бога», «И месяц, скучая в облачной мгле» («Лотова жена» и «Новогодняя баллада» – БВ, Anno Domini), а в № 2 – рассказ Пастернака «Воздушные пути» и стихотворения «Отплытие», «Петухи», «Осень», «Перелет».

А. А. прочитала мне такие строки:

В БВ (Седьмая книга) по соображениям цензурным А. А. опубликовала лишь конец этого стихотворения, открыв им «Вереницу четверостиший». В. М. Жирмунский впоследствии обнаружил стихотворение целиком, но не в том виде, в котором оно было прочитано мне Анной Андреевной, а в еще более полном: четыре добавочные строки в начале, а во втором четверостишии – перемены. Либо А. А. заново переработала эти стихи, либо нашла свой прежний вариант уже после разговора со мной; № 59.

В ББП стихотворение опубликовано полностью, но не там, где ему следует быть, а в отделе «Другие редакции и варианты» (с. 411). И с ошибкой (или опиской): я настаиваю, что эпитет к розам – «блаженные», а не «бессмертные»: стихотворение утверждает бренность, смертность, тленность всего на свете, кроме печали и слова. Розы блаженны, но не бессмертны. Эпитет «бессмертные» залетел сюда временно и можно предположить откуда. Эпитет «блаженные» – оттуда же:

В. Я. Виленкин любезно сообщил мне, что к слову «роз» в рукописи Ахматовой, в качестве одного из вариантов, существовал еще один предполагаемый эпитет: «священных» (см. ГПБ, картон «Нечет»).

Слухи о разоблачении Сталина на XX Съезде. Свою знаменитую разоблачительную антисталинскую речь Н. С. Хрущев произнес в отсутствие иностранных делегаций на особом закрытом заседании съезда 25 февраля 1956 г.

Переводы Анны Ахматовой из Чаренца (1897–1937) см. в сб.: Егише Чаренц. Избранное. М.: Гослитиздат, 1956.

Егише Чаренц, армянский поэт, погиб в пору ежовщины. Ахматова переводила его стихи еще в середине тридцатых годов для сборника Гослитиздата, но сборник не вышел в свет. Известно, что Чаренц был рад переводам Ахматовой. «Уважаемый Игорь! – писал он в 1935 году редактору Гослита И. С. Поступальскому. – Я очень благодарен тебе за то, что ты привлек к переводу моих вещей Анну Ахматову. Для меня переводы этой большой, давно мне известной русской поэтессы – большая радость, тем более, что они как будто очень верны? Пожалуйста, при случае передай ей мою благодарность. Я и сам написал бы ей, да пока как-то неудобно. Спасибо! Егише Ч.». – См.: Егише Чаренц. Статьи. Письма. Дневники // ВА, 1987, № 11, с. 250. Публикация Анаит Чаренц.

Глава из поэмы Твардовского «За далью – даль» называлась «Друг детства». Речь в ней идет о случайной встрече автора с другом юности, проведшим 17 лет в лагерях и ныне возвращавшимся домой. Встреча происходит в Сибири, на станции Тайшет. Подробнее см. с. 202–204.

«Счастливец» – то-есть автор романа «Счастье» П. Павленко (1899–1951) – писатель, сделавший прославление Сталина своей основной специальностью, четырежды (в 1941, в 47, 48 и 50 годах) получивший Сталинскую премию. Сыграл ли он какую-либо роль в аресте и гибели Бориса Пильняка – мне неизвестно. Но сейчас уже известно, какую роль он сыграл в обоих арестах и гибели Мандельштама. Об этом см.: Э. Г. Герштейн. Новое о Мандельштаме. Париж: Atheneum, 1986, с. 99—100, и позднее: Виталий Шенталинский. «Улица Мандельштама» // Огонек, 1991, № 1.

«Ждали его» – т. е. свистка паровоза.

«Мне правда Партии велела» и т. д.

Привожу письмо Ахматовой к Фадееву, посланное ею накануне ожидаемого в ближайшее время решения Левиного дела.

«[10 марта 1956]

Дорогой Александр Александрович!

Сейчас я узнала, что дело моего сына рассматривается в понедельник (12 марта). Трудно себе представить, какое это для меня потрясение.

Вы были так добры, так отзывчивы, как никто в эти страшные годы. Я умоляю Вас, если еще можно чем-нибудь помочь, сделайте это (позвонить, написать).

Мне кажется, что я семь лет стою над открытой могилой, где корчится мой, еще живой сын. Простите меня.

Ахматова»

(Цитирую по статье Нины Дикушиной об Александре Фадееве – см. «Литературную газету» от 25 мая 1993 г.)

«О мышах и людях» (англ.).

Борис Львович Могилевский-Октябрьский (1908–1987) – член партбюро Детской секции Союза Писателей. Я, как автор критических работ о литературе для детей, состояла в Детской секции Союза.

Виктор Александрович Сытин (1907–1991) – секретарь партийной организации Московского отделения Союза Писателей.

См. «Мемуары и факты», с. 63.

«Поздний ответ» – № 60. Об этих стихах см. в отделе «За сценой»: ^>91.

«Поглотила любимых пучина». – Сестра Марины Ивановны Анастасия (Ася) была – уже не впервые – арестована в 1937 году; дочь Ариадна (Аля) – в 1939-м; муж, Сергей Яковлевич Эфрон, – тоже в 1939-м (в 1941-м расстрелян).

В журнале «Иностранная литература» (1956, № 3) напечатаны, в переводе Ахматовой, несколько стихотворений румынского поэта Александру Тома (1875–1954). В оглавлении имени Ахматовой нет; оно упомянуто только в предисловии Долматовского.

Ингер Хагеруп. Стихотворения. М.: Гослитиздат, 1956. П. Железнову приписан перевод стихотворения, которое, как на смех, начинается строкой: «Мы женщинами родились». Во многих последующих изданиях повторена та же ошибка в имени переводчика.

Павел Алексеевич Сатюков (1911–1976) – главный редактор газеты «Правда», назначенный на этот пост в 1956 г.

Корейская классическая поэзия. Перевод Анны Ахматовой. М.: Гослитиздат, 1956.

Надпись: «Милой Лидии Корнеевне Чуковской от ее друга Ахматовой 13 апреля 1956 Москва».

Екатерина Алексеевна Воронина (1908–1955) – ленинградская писательница, скончавшаяся в Ленинграде от инфаркта через несколько месяцев после возвращения из лагеря. Проездом в Ленинград она некоторое время жила в Москве у меня. Рассказывала: в лагере (в Потьме) ее, больную базедовой болезнью, заставляли набирать из колодца и таскать воду ведрами. По-видимому, последний инфаркт был не первым.

Эти стихи я привожу не в том варианте, в котором они напечатаны впервые в сб. «Памяти А. А.» (с. 19), а в том, который Ахматова намеревалась включить в «Бег времени»; № 61.

О «Стансах» см. также с. 402–404.

Предсмертное письмо Фадеева, лежавшее на столе, перед тем, как оно было изъято, видели своими глазами Вс. Вяч. Иванов и К. А. Федин, одними из первых вошедшие в кабинет после выстрела.

А. Пантелеев (1908–1987) – писатель; о нем см. «Записки», т. 3; о Тамаре Григорьевне Габбе и об Александре Иосифовне Любарской см. «Записки», т. 1.

«Тимоша» – домашнее прозвище невестки Горького, жены его сына, Надежды Алексеевны Пешковой (1901–1970). Роль и судьба этой женщины – как и всех людей, близко связанных с Горьким, с его домом, с его жизнью и смертью, – строго засекречена – и требует особого изучения.

А. А. и Надежда Алексеевна встречались в эвакуации, в Ташкенте.

А. А. ошиблась: стихи, взятые у нее Е. Винокуровым и Б. Слуцким, вышли в следующем году – 20 стихотворений и отрывок из «Поэмы без героя». См.: Антология русской советской поэзии 1917–1957. Т. 1, М.: Гослитиздат, 1957.

В «Октябре» стихи были приняты, набраны, но не напечатаны. «Последние слезы» – это «Вторая годовщина» – БВ, Седьмая книга; другие два – тоже БВ, Седьмая книга, из цикла «Шиповник цветет».

Берта Самойловна – вдова расстрелянного еврейского поэта Льва Моисеевича Квитко (1890–1952); Корней Иванович и я – мы издавна дружили с этой семьей. (См. Корней Чуковский. Квитко. – Собр. соч. В 6-ти томах. Т. 2. М.: Худож. лит., 1965.)

Три перевода Ахматовой см. в сб.: Л. Квитко. Песнь моей души. М.: Сов. писатель, 1956 (отдел «В грозные годы»).

С Л. М. Квитко А. А. познакомилась в эшелоне «Казань – Ташкент», осенью 1941 года. См. мои «Записки», т. 1, с. 254.

«Есть три эпохи у воспоминаний» – № 58.

«Не лирою влюбленного» – впервые «Памяти А. А.», с. 24; № 62.

Пользуюсь случаем указать на опечатку в парижском издании второго тома «Записок» (с. 500). Следует «в моей руке» вместо «в моей душе»… Кроме того, допущена ошибка в сб. «Я – голос ваш» и в «Двухтомнике, 1990»: в обоих печатается «Не с лирою влюбленного» вместо «Не лирою…». Без ошибки это стихотворение впервые опубликовал в СССР Р. Тименчик – см. «Даугава», 1987, № 9.

БВ, Седьмая книга.

«Записки», т. 1, № 1.

БВ, Anno Domini; № 63.

«Записки» т. 1, № 10.

Два портрета Анны Ахматовой работы А. Шервинской воспроизведены в 1989 г. в журнале «Литературная учеба», № 3; там же опубликован отрывок из воспоминаний С. В. Шервинского, в котором рассказывается, где и как происходили сеансы.

Об О. Ф.Берггольц см. ^>129.

См.: ^>105.

По-видимому, А. А. имела в виду цикл «Когда разгуляется».

Речь идет о сборнике Б. Пастернака «Стихотворения и поэмы», который в 1957 году в Гослите был доведен до сверки и затем рассыпан.

«Реквием» и другие сильнейшие стихи тридцатых и иных годов.

Это стихотворение, в том виде, в каком я его знала и помнила в то время, было опубликовано в 1946 году в № 1 журнала «Звезда». Окончательный вариант – БВ, Седьмая книга. Историю текста см. на с. 305–306, 438–439 и 469 этого тома; в томе 3 моих «Записок», а также в ББП на с. 416.

Впоследствии, в издании 61-го года, переменила: «Белым камнем тот день отмечу…» – БВ, Седьмая книга. Об этом стихотворении см. также с. 363–364, 438 и 468.

Из стихотворения «Годовщину последнюю празднуй» было изъято четверостишие:

а в первой строке оставлено «веселую» вместо «последнюю». Так оно было опубликовано в книге: «Стихотворения, 1958», с. 43. Правильный текст см. БВ (Тростник) и «Записки» т. 1, № 4.

А. А. полагала, была убеждена: главная причина, вызвавшая катастрофу 1946 года, – это ее дружба с оксфордским профессором, историком литературы, мыслителем, специалистом по Толстому, Тургеневу, Герцену – сэром Исайей Берлиным (1909–1997), посетившим Советский Союз в 1945 г. Той же дружбе, которая, по ее мнению, разгневала Сталина, она приписывала и несчастье с Левой. Вот почему, когда ее друг осенью 1956 г. снова приехал в Россию, – она отказалась с ним встретиться.

К тому же лицу обращены два ахматовские цикла: «Cinque», созданный Ахматовой в 40-х годах, и «Шиповник цветет» («Сожженная тетрадь»), – цикл стихотворений, написанных именно об этой «невстрече». Ему же адресованы и некоторые строфы «Поэмы» («Гость из будущего»); о нем же сказано в посвящении «Третьем и последнем»:

и к нему же обращены строки в «Эпилоге»:

«Заслужила» – Постановление, «заплатила» – Постановлением… – Написано в 1978 г.

Впоследствии, в 1980 году, «Гость из будущего» сам воспроизвел разговоры с Анной Ахматовой в воспоминаниях о своих встречах с русскими писателями. Еще позднее, в 1991 году, сэр Исайя Берлин сообщил мне, что в его памяти телефонный разговор 56 года «сохранился несколько иначе». И еще: «Я записал этот разговор в том же году и включил его в свои воспоминания об Анне Андреевне». (См. «Meetings with Russian Writers in 1945 and 1956» в кн.: Isaiah Berlin. Personal impressions. Oxford University Press, 1982. Русский перевод см. в кн.: Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Худож. лит., 1989, с. 267.) – Продолжено в 1991 г.

Стихотворение «Приговор» входит в «Реквием»: в нем запечатлен день приговора Леве. («Записки», т. 1, № 3.) Ни Сурков, ни другие читатели о существовании «Реквиема» тогда не подозревали; стихотворение печаталось без заглавия и воспринималось, как любовное: еще одна разлука, еще один разрыв… «Севморпуть» – стихотворение из цикла «Слава миру», восхваляющее Сталина. (Об этом вынужденном, вымученном цикле см. с. 433–434.) Сурков выкинул его, конечно, не за то, что оно плохое, а потому, что после XX Съезда восхвалять Сталина впрямую уже не полагалось.

В журнале «Знамя» (№ 9, 1956) помещено стихотворение Бориса Пастернака «Лето», впоследствии переименованное в «Июль»:

Оба из «Сожженной тетради» (БВ, Седьмая книга); второе:

Написано 14 августа, то есть именно в годовщину постановления – см. ББП, с. 240. Августовские страшные годовщины (из тех, что известны мне): в 1921 году – арест Гумилева; смерть Блока; расстрел Гумилева… Быть может, это еще не всё.

Ложная тревога: элегия Ахматовой в «Дне поэзии» (Л.,1956) все-таки была напечатана. № 58.

БВ, Седьмая книга.

Так назывался фильм, созданный знаменитым итальянским режиссером Джузеппе де Сантисом; один из главных эпизодов – крушение лестницы под тяжестью женщин, стоявших на ступенях в очереди. Фильм вышел на экран в СССР в 1954 году.

О. Мандельштам скончался в лагере 27 декабря 1938 г.

Шаляпинская строфа была продиктована так:

Мелкие поправки, продиктованные 2 января 57 г., таковы: «Языком кривым и зеленым» – вместо «прямым» («Решка»); «Третий прожил лишь двадцать лет» – вместо «Третий умер в семнадцать лет» («Решка»); кроме того, к «Решке» поставлен эпиграф из Клюева: «…Жасминный куст, / Где Данте шел и воздух пуст». (Ахматова на свой лад переделала строки из стихотворения «Клеветникам искусства», избранные ею для эпиграфа. У Клюева так: «Ахматова – жасминный куст, / Оббжженный асфальтом серым, / Тропу утратила ль к пещерам, / Где Данте шел, и воздух густ…» – Николай Клюев. Стихотворения. Поэмы. Под редакцией К. Азадовского. М.: Худож. лит., 1991, с. 266.)

Было:

Стало:

(Курсив мой. Замена строк, хоть, на мой взгляд, и огорчительна, но мотивирована, а вот по какой причине, еще до замены целой строки, Ахматова «дуги мостов» заменила «сводами» [1943] – я не понимаю.)

Ахматова передала в третий сборник альманаха – на выбор редакции – около десяти стихотворений. Среди них одно из «Реквиема», шесть из «Сожженной тетради», стихи Блоку. Кроме того, дала она еще и два отрывка из «Поэмы без героя» и две элегии, а также несколько переводов с корейского. (Подробнее см. архив «Литературной Москвы» – ЦГАЛИ, ф. 1579.) Какие именно шесть произведений были отобраны редакцией для предполагаемого третьего выпуска – мне неизвестно.

Прочитала «Застольную» («Под узорной скатерью / Не видать стола…»), напечатанную посмертно – см. «Памяти А. А.», с. 21, а также сб. «Узнают…», с. 233; № 64.

Ныне фотография этого пропуска опубликована не один раз. См., например, «Воспоминания», с. 252.

«В том доме было очень страшно жить» – первая строка третьей из «Северных элегий». (См. «Записки», т. 1, № 36.) Речь там идет о доме Гумилевых в Царском, приобретенном в 1911 году (Малая, 63).

А. А. имеет в виду двух поэтов: М. Петровых и О. Берггольц.

Для сборника «Стихотворений» сербского поэта Змая (1833–1904), выпущенного Гослитиздатом в 1958 г., Ахматова перевела 21 стихотворение.

А на поверку вышло, что «Старую актрису» А. А. поняла глубже, чем я, и что спорила я с ней напрасно. Летом 1969 г. Борис Абрамович Слуцкий, в Переделкине, за столом у Корнея Ивановича, коснувшись в разговоре мельком «Старой актрисы» произнес: «Николай Алексеевич полагал, что искусство – не бабье дело».

Я тогда запомнила только эту строку. Впоследствии припомнила начальную строчку: «Так просто можно жизнь покинуть эту». (Непонятную мне.) Впервые стихотворение «Так просто…» опубликовано было уже после смерти Ахматовой, в 1968 году в № 3 воронежского журнала «Подъем».

Долгие годы принято было считать, что стихотворение это вызвано самоубийством Есенина и к нему обращены строчки «Но не дано российскому поэту / Такою светлой смертью умереть» («Узнают…», с. 262; № 65). Ахматова никогда общего убеждения не опровергала. Между тем, во вступительной статье В. Я. Виленкина (к предполагаемому новому изданию Ахматовой в Большой серии Библиотеки Поэта) – в статье, любезно предоставленной мне автором еще до ее напечатания, высказывается предположение о другом адресате – Н. Гумилеве.

Напоминаю, что Сергей Есенин покончил с собою в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года. В. Я. Виленкин пишет: «…в ГПБ хранится рукопись П. Н. Лукницкого, верного друга и помощника Ахматовой тех лет, в которой, в частности, говорится, что это стихотворение без всякого посвящения было прочитано ею на вечере в ленинградской Капелле 25 февраля 1925 года. А ахматовский автограф его, подаренный поэту Л. 3. Горнунгу, датирован 24-м апреля 1925 года. Так что есть все основания видеть в посвящении намеренный, вызванный понятными обстоятельствами, камуфляж».

– строки из моей поэмы «Отрывки». (См. с. 67 настоящего тома.)

Об эдегии Ахматовой Огнев, в частности, писал: «сколько здесь слабодушного, холодного, опустошительного неверия в жизнь». Силы, смелости, горечи и трагического величия Огнев не расслышал. Трагизм вообще ненавистен советской критике в том случае, если трагическим сознанием наделен современный поэт.

Не понимаю, о каком стихотворении, о каком конце идет речь.

«Ты напрасно мне под ноги мечешь» – стихотворение, напечатанное впервые за границей в «Памяти А. А.». Об этом стихотворении и о желании автора включить его в цикл «Из сожженной тетради» («Шиповник цветет») см. мои «Записки», т. 3. В настоящее время оно печатается во всех сколько-нибудь полных изданиях Ахматовой дома. См., например, сб. «Узнают…», с. 275; № 66.

Статья называется «О книгах забытых иди незамеченных» – и посвящена, главным образом, книгам, которые были созданы людьми, замученными и погибшими в застенке. О судьбе этой статьи см. с. 284–285. В конце концов в отрывках она была напечатана в «Вопросах литературы», 1958, № 2.

Некоторое время, вместе со Степаном Павловичем Злобиным (1903–1965), я вела семинар на Высших курсах при Литературном институте им. Горького, и мне приходилось прочитывать пуды бездарнейших рукописей.

10 мая 1941 г.; см. ^>183.

«Столпник паркета» – см. «Записки», т. 1, с. 110.

Услышанная мною «проза поэта» – это отрывок из ненапечатанной при жизни О. Мандельштама статьи его «О современной поэзии», в которой он говорит о Валерии Брюсове, Вячеславе Иванове, М. Кузмине и об Анне Ахматовой.

«Сочетание тончайшего психологизма (школа Анненского) с песенным ладом поражает в стихах Ахматовой наш слух, привыкший с понятием песни связывать некоторую душевную элементарность, если не бедность. Психологический узор в ахматовской песне так же естественен, как прожилки кленового листа:

Однако стихи альманаха мало характерны для «новой» Ахматовой. В них еще много острот и эпиграмм, между тем для Ахматовой настала иная пора.

В последних стихах Ахматовой произошел перелом к гиератической важности, религиозной простоте и торжественности; я бы сказал: после женщины пришел черед жены.

Помните: «смиренная, одетая убого, но видом величавая жена». Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». (См.: Н. Харджиев. Восстановленный Мандельштам // Russian Literature (The Hague), 1974, 7/8, с. 19–22.) В нашей стране статья О. Мандельштама, включающая в себя приведенную выше характеристику Ахматовой, начиная с восьмидесятых годов перепечатывалась не раз. См. напр. во втором томе «Сочинений в 2-х томах» Осипа Мандельштама, составленных С. Аверинцевым и П. Нерлером (М.: Худож. лит. 1990).

Теперь я понимаю, что приведенное здесь мое суждение о Мандельштаме неверно и может относиться не ко всем его стихам, а разве только к «Камню».

«Из сожженной тетради» («Шиповник цветет»). Но какие именно стихи были прочитаны в этот день, не отмечено мной.

Оба стихотворения см. в сб. «Узнают…», с. 192 и с. 274.

О работе Ахматовой над воспоминаниями о Мандельштаме см. «Записки», т. 3.

Строка из стихотворения «Лебедь в зоопарке».

В 1989 г. в «Библиотеке «Огонька»» вышли «Страницы прозы» Анны Ахматовой. Там помещен отрывок из ее записей («Дальше о Городе. Три замечания»), в котором она возмущается воспоминаниями Льва Успенского и пишет о быте старого Петербурга, о черных и парадных лестницах, кофе и сигарах почти теми же словами, какими опровергала эти мемуары в разговоре со мной. «Как странно, что уже через 40 лет можно выдумывать такой вздор. Что же будет через 100?» – пишет она о мемуарах Успенского.

О писателе Льве Успенском см. ^>156.

См. примеч. на с. 397.

Переводы Анны Ахматовой печатались в сборнике: Перец Маркиш. Избранное. Стихотворения и поэмы. (М.: Сов. писатель, 1957); в томе первом его «Избранных произведений в двух томах» (М.: Гослитиздат, 1960); а до этих двух изданий – в 1956 году в журналах и газетах: в «Дружбе народов», № 10; в «Новом мире», № 10; в «Огоньке», № 48 и в «Лит. газете» от 19 июля.

Перец Давидович Маркиш (1895–1952) – еврейский писатель, лирический поэт, драматург, романист, автор монографии о Михоэлсе. В 1952-м, в разгар очередной, организованной Сталиным антисемитской компании, П. Маркиш был расстрелян – тогда же, когда И. Фефер, Лев Квитко и Д. Бергельсон, – а после XX съезда реабилитирован.

«Пленник чужой! Мне чужого не надо» – БВ, Подорожник.

«Гость» – БВ, Четки.

«Луна в зените», 5 – БВ, Седьмая книга.

Александра Иосифовна Любарская. О ней см. «Записки», т. 1.

Действительно, третий том «Литературной Москвы» в свет не вышел.

См. «Записки», т. 1, с. 179.

Копия рисунка.

О Т. С. Айзенман см. 245.

Второе стихотворение из цикла «Городу Пушкина» – БВ, Седьмая книга.

С 1 ноября по 1 декабря 57 г. я жила в Доме Творчества под Ригой, в Дубултах.

Речь идет об антологии, упоминавшейся выше, на с. 219–220 и с. 225.

Шпайзман – владелец машины, инвалид, имевший какое-то отношение к Литфонду. Ему было разрешено возить писателей. Пассажирам это обходилось дешевле, чем такси, а ему давало заработок.

Анна Ахматова. Амедео Модильяни. О работе над этим очерком см. также «Записки», т. 3.

А. А. не любида свое стихотворение об Азии, помещенное в «Литературной Москве»: «Разве я стала совсем не та, / Что там, у моря…», потому что дальнейшие четверостишия были ею, хотя и искусно, однако искусственно приписаны к первому. Начало же в действительности читалось иначе, чем было опубликовано:

Второе стихотворение из «Литературной Москвы» («Ты, Азия, – родина родин»), о котором здесь идет речь, А. А. не любила вообще и очень прочно; она не только своею волей изъяла его из сборника 1958 года, но и не ввела ни в один из последующих.

Стихотворения «Таинственной невстречи / Пустынны торжества» и «Пусть кто-то еще отдыхает на юге» обращены к И. Берлину; оба они входят в цикл «Из сожженной тетради» («Шиповник цветет») – БВ, Седьмая книга.

Об этом же стихотворении см. на с. 157.

Речь идет о стихотворении «Приду туда, и отлетит томленье» – № 67. Испорченная под цензурным прессом строка в искаженном виде печаталась еще лет тридцать: см. например БВ (1965), ББП (1976), и даже в ту пору, когда антирелигиозный пресс уже полегчал, – в первом издании «Двухтомника» (1986). Правильно опубликовано в сборниках «Я – голос ваш» (1988), «Узнают….» (1989) и во втором издании «Двухтомника» (1990).

«Великаны кедры» держались недолго. «Великаны» в «Стихотворениях, 1958»; но в «Стихотворениях, 1961» и в БВ (Седьмая книга) – снова «взволнованные».

Эти восемь строк, не появившиеся в сборнике 58 г., появились с некоторыми искажениями в сборнике 61 г. и с теми же искажениями в БВ (цензура не разрешила бы упомянуть о финском ноже и о Суоми). Вот эти стихи без сделанных автором для цензуры замен и без пропусков:

Подлинный текст стихотворения опубликован в сб. «Узнают…» (с. 221), – однако в «Двухтомнике, 1990» текст сохранен в подцензурном виде.

Существовало и другое четверостишие, завершающее это стихотворение. Оно обращено к тому же лицу, что и в окончательном варианте, но читается так:

(ЦГАЛИ, ф. 1579, «Литературная Москва», on. 1, ед. хр. 23, л. 4.)

Названия стихотворений в цикле «Из сожженной тетради» переходили с места на место, а иногда исчезали совсем, заменяясь номерами. Название «Эпилог» было дано одно время Сонету («Сонет-Эпилог»), но оказалось, что до настоящего эпилога в действительности еще далеко, и сонет утратил это заглавие. Ср. например, «Стихотворения, 1961» с «Бегом времени».

«Песенка» – сб. «Узнают…», с. 153. Об Анрепе см. ^>172.

В «Записках» (т. 1, с. 162; № 42) это стихотворение приведено мною целиком, в оконченном виде, с четырьмя последними строчками, хотя в 1936 году, когда «Воронеж» был создан, и в июне 40 года, когда стихотворение было прочтено мне, этих строк еще не существовало. Впервые они напечатаны за границей в воспоминаниях Анны Ахматовой «Осип Мандельштам» в альманахе «Воздушные пути» (№ 4, Нью-Йорк, 1965); в Советском же Союзе – БВ, Тростник. О возникновении этих четырех строк см. «Новое о Мандельштаме», с. 93–95.

В 1957 г., на основе дневников 1948—51 г., я окончила новую повесть: «Спуск под воду». Мне хотелось, чтобы А. А. прочла эту вещь. Я принесла ей на Ордынку экземпляр в аккуратной коричневой папке. А. А. уже несколько раз показывала мне корешки книг, взрезанные бритвой. Она усматривала в этих вспоротых переплетах деятельность Двора Чудес и, вероятно, не ошибалась. Была ли она права, найдя подтверждение своей мысли и в оторванном корешке моей папки, не знаю. Ведь чтобы прочитать мою рукопись, не оставляя следов, достаточно было развязать тесемки.

Быть может, проверяли, не вклеено ли что-нибудь в корешок?.. Разумеется, и Анну Андреевну и меня более всего интересовало – кто занимается этой хирургией со столь маниакальным упорством.

А. А. приехала ко мне и прочитала «Спуск под воду». Повесть эта, написанная в 1949—57 гг., долгие годы существовала лишь в единственном экземпляре и хранилась вне дома. После XX съезда я переписала ее на машинке в четырех экземплярах и осмелилась показать друзьям. В 1972 году она вышла в свет в Нью-Йорке в изд-ве им. Чехова, что послужило одной из причин полного запрещения не только печатать мои вещи на родине, но даже упоминать мое имя. Книга переведена на многие языки мира, а в Советском Союзе вышла впервые в 1988 году в сборнике: Лидия Чуковская. Повести. М.: Московский рабочий.

О моей литературной судьбе см. ^>51.

«Семинаром молодых» (детских писателей) руководил в том году Лев Кассиль; я же, как член Бюро Детской Секции, должна была тоже читать рукописи и высказываться.

То есть все, относящееся к вставной новедде «Фонари на мосту».

Новелла изображает случай, которому я сама была свидетельницей: в 37–38 году, в зале Большого Дома, проявляя «заботу о матери и ребенке», женщинам с детьми было дано право стоять после каждой четвертой, и таким образом они попадали в заветный кабинет быстрее, чем остальные. Позади меня стояла молодая финка с трехмесячной девочкой на руках: девочка умерла тут же в зале – но мать из очереди не вышла, не желая терять свою привилегию.

(Впоследствии заглавие «Фонари на мосту» в американском издании было уничтожено мною, а потом – в здешнем – возникло новое заглавие: «Без названия» – см. «Повести», с. 183.)

А. А. имела в виду строки, следующие в моей повести за размышлениями о том, как рождается книга.

«Книга была мною, замиранием моего сердца, моей памятью, которая никому не видна, как не видна, например, мигрень, болевая точка у меня в глазу, а станет бумагой, переплетом, книжной новинкой и – если я бесстрашно буду совершать погружение – чьей-то новой душой… «Это то же самое, – подумалось мне сегодня, – что роща. Да, да, березовая роща, которая сейчас шумит вершинами в небе, а потом сделается дровами, потом сгорит в печи – а потом – потом согреет кого-то, кто станет глядеть в жаркий огонь…» – «Повести», с. 130.

«Его ожиданием была до краев полна роща, и бережно ступая по тропинке, я слышала течение минут, которые он отсчитывает у себя в комнате». – Там же, с. 155.

Для времени, которое я пыталась изобразить, характерны были такие, порождаемые страхом, черты: разобщенность людей, непонимание происходящего и совершенная путаница в умах. Открыто, по душам, каждый разговаривал с одним или двумя друзьями, не более. В моей повести героиня сообщает об одной своей приятельнице: «…с ней я могу говорить обо всем. Других «понималыциков», кроме нее, у меня не осталось». – Там же, с. 173.

В повести описывается день, когда на прогулке случайно встреченные люди рассказывали героине один ужас за другим. А. А. имела в виду такой отрывок:

«Домой мне было рано. Я пошла по дороге к шоссе. Я полагала, что на сегодня с меня хватит, но тот режиссер, который поставил мой сегодняшний день, решил иначе». – И далее рассказывается еще об одном, только что сообщенном, ужасе. – Там же, с. 168–169.

«Нет, моей памяти никто не позволит превратиться в книгу…

Зачем же я совершаю свой спуск?

Я хочу найти братьев – не теперь, так в будущем. Все живое ищет братства, и я ищу его. Пишу книгу, чтобы найти братьев – хотя бы там, в неизвестной дали». – «Повести», с. 131.

А. А. прочитала мне следующие строки:

«Он (Фолкнер. – Л. Ч.) дает читателю не только зрелые плоды своего творчества, но словно раскрывает перед ним самый процесс творения, «процесс производства»: склады беспорядочно нагроможденного сырья и весь ход черновой обработки, показывает и собственно «технологические процессы», весь путь превращения заготовки и возникающие при этом отходы и мусор». (Р. Орлова и Л. Копелев. Мифы и правда современного юга (Заметки о творчестве Фолкнера) // ИЛ, 1958, № 3, с. 218.)

Статья, цитируемая Анной Андреевной, была первой доброжелательной и добросовестной попыткой познакомить советского читателя с Фолкнером. До тех пор советская печать либо замалчивала его, либо осуждала.

О П. Н. Аукницком см. «Записки», т. 1, с. 77.

Теперь эти фотографии разлетелись по разным изданиям мира. У нас, например, в ББП, в сборнике «Узнают…», в «Воспоминаниях» и[, в частности, на страницах этого тома;] а за границей, например, во втором томе двуязычного «Полного собрания стихотворений» Анны Ахматовой (Somerville: Zephyr-press, 1990). С датой фотографиям не повезло: на самом деле обе сделаны в один и тот же день 1942 года.

С этого места я начинаю вводить в свои «Записки об Анне Ахматовой» все упоминания о Пастернаке, в изобилии встречающиеся в моем «общем» Дневнике. Это необходимо, чтобы избежать пересказа наших тогдашних разговоров: в том роковом для Пастернака году мы говорили о нем постоянно.

Вставки, заимствованные мною из моего общего Дневника, я помечаю особым значком: +.

Травля Пастернака из-за Нобелевской премии началась 25 октября 58 года с появления в «Литературной газете» статьи под угрожающим заглавием: «Провокационная вылазка международной реакции». В том же номере газеты было помещено «Письмо», адресованное Пастернаку редакцией журнала «Новый мир» еще два года назад, в 56 году, когда журнал редактировал К. Симонов. У Пастернака с симоновским «Новым миром» был договор – и письмо служило обоснованием отказа напечатать представленную рукопись. Новая редколлегия, руководимая уже не Симоновым, а Твардовским, в небольшой статье, сопровождавшей прежнее письмо, характеризовала отказ как правильный, но излишне мягкий, «не выражающий той меры негодования и презрения», какую вызывает в них, членах новой редколлегии, «нынешняя постыдная, антипатриотическая позиция Пастернака».

К. Федин был членом обеих редколлегий: и при Симонове, и при Твардовском.

Строки из стихотворения А. Блока «Как растет тревога к ночи…».

Геша – Герш Исаакович Егудин. О нем см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ^>11.

После большого успеха романа «Балтийское небо» (1954) мой старший брат, писатель Николай Чуковский, был избран не то в Правление, не то в Президиум Союза Писателей (точно не помню). С тех пор все мои выступления в печати или с трибуны постоянно представлялись моему брату чрезмерно резкими, необдуманными и даже опасными. Опасными для изданий и переизданий книг – его и Корнея Ивановича. Не раз он учинял мне выговоры по телефону. В городе мы почти не встречались и сосуществовали мирно, с полным взаимным доброжелательством, только под переделкинской крышей: нас по-прежнему связывала память об общем детстве и любовь к отцу.

В тот день, когда сделалось известно, что Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе, К. И., взяв с собой Люшу, отправился поздравить нового лауреата. Во дворе стояли машины иностранных корреспондентов. Когда К. И. целовал руку Зинаиде Николаевне, а Борис Леонидович обнимал Люшу, когда потом все четверо подняли бокалы в честь премии – корреспонденты защелкали аппаратами. В ближайшие дни фотографии оказались напечатанными во многих иностранных журналах. К. И. в любую минуту мог ожидать, что Союз потребует его к ответу. Это сильно тревожило моего брата, и я опасалась, что своей тревогой он заразит Корнея Ивановича. Боялась я новых мозговых спазм, которым стал подвержен К. И. в последние годы.

В настоящее время фотографии, сделанные в тот день, печатаются и в нашей стране – см. например, «Пятитомник-П», т. 2. Опубликованы также и записи самих поздравителей – моего отца и моей дочери. См.: Корней Чуковский. Из дневника (О Б. Л. Пастернаке); и Е. Чуковская. Нобелевская премия // ВЛ, 1990, № 2.

Обе записи перепечатаны в сборнике «Воспоминания-П».

Об Н. Чуковском – см. ^>244.

О Кларе Израилевне Лозовской см. ^>272

Как я узнала впоследствии от Вячеслава Всеволодовича Иванова (о нем см. ^>213), прямо напротив дачи Пастернака в этот день и еще 2–3 дня спустя дежурил «Виллис», оснащенный подслушивающими приборами. Стоял он по другую сторону поля, мимо которого я шла (то есть довольно далеко), потому я его и не видела.

Через несколько дней я написала стихотворение «28 октября 1958 года», напечатанное впервые в Париже в сборнике моих стихов «По эту сторону смерти» (YMCA-Press, 1978), затем на родине, в журнале «Горизонт» (1990, № 7)

и в сб.: Лидия Чуковская. Стихотворения (М., 1992). Привожу его:

28 октября в «Литературной газете» было сообщено, что 27-го состоялось заседание Президиума Правления СП СССР, Бюро Оргкомитета СП РСФСР и Президиума правления Московского Отделения СП СССР. На этом заседании Пастернак и был исключен из Союза.

То есть из «Книги третьей» стихов Александра Блока, вышедшей в 1921 г. в издательстве «Алконост».

Прозаический же отрывок, припомнившийся мне, написан Блоком в 1908 г. по поводу восьмидесятилетия Льва Толстого. («Старым упырем» Блок называл Победоносцева.) Вот этот отрывок:

«Старый упырь теперь в могиле. Но мы знаем одно: в великую годовщину 28 августа, в сиянии тихого осеннего солнца, среди спящей, усталой, «горестной», но все той же великой России, под знакомый аккомпанемент административных распоряжений и губернаторско-уряднических запрещений шевелиться, говорить и радоваться по поводу юбилея Льва Толстого, – прошла все та же чудовищная тень.

………………………………

Все привычно, знакомо, как во все великие дни, переживаемые в России. Вспоминается все мрачное прошлое родины, все, как подобает в великие дни. Чья мертвая рука управляла пистолетами Дантеса и Мартынова? Кто пришел сосать кровь умирающего Гоголя? В каком тайном и быстро сжигающем огне сгорели Белинский и Добролюбов? Кто увел Достоевского на Семеновский плац и в мертвый дом?

……………………………….

Величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого – благоухание, писатель великой чистоты и святости – живет среди нас. И неусыпно следит за ним чье-то зоркое око. Кто же это: министр ли, который ведает русскую словесность, простой сыщик или урядник? Да неужели нам всем, любящим Толстого как часть своей души и своей земли, было бы так странно и так страшно, если бы за душой и землей нашей следили только они? И разве видно им сокровенное земли и души нашей, благословенные дали Ясной Поляны? Нет, не они смотрят за Толстым, их глазами глядит мертвое и зоркое око, подземный, могильный глаз упыря». (Александр Блок. Солнце над Россией. – Соч. в 2 томах. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1955, с. 71–72.)

См. примеч. на с. 332 настоящего тома.

В повести «Спуск под воду».

Запомнила неверно. На самом деле: «И голос из тринадцатого года» – строка из стихотворения «Опять проходит полонез Шопена» – ББП, с. 299.

См. ОП, «Гибель Пушкина»190.

Ахматова вписала эти новые строки в мой экземпляр «Поэмы» позднее, 25 ноября 58 г. См. примеч. на с. 358.

Из этого «опять» я заключаю, что в предыдущую нашу встречу Ахматова, среди других стихотворений, прочла мне и «Черепки». Впоследствии, 1 апреля 64 г., А. А. своей рукой переписала эти стихи для меня. Опубликованы «Черепки» посмертно в «Памяти А. А.», с. 15; на родине впервые в журнале «Горизонт», 1988, № 4; ныне – см. «Двухтомник, 1990», т. 1, с. 342 (а также «Записки», т. 3. – Ред.).

Не могу вспомнить, кто такой К., почему мы ждали от него вестей из Переделкина и почему я сочла нужным зашифровать его фамилию.

«В редакцию газеты «Правда»». 6 ноября 1958 г.

Мы обе имели в виду 5 марта – день смерти Сталина, не предчувствуя, что этот же день станет днем смерти Анны Ахматовой. Первая книжка Ахматовой после постановления 1946 года вышла в 1958 году. Как утверждает О. Калугин (в прошлом генерал Госбезопасности), «дело Ахматовой» было начато органами НКВД еще в 1920-е годы и закрыто в 1958-м (Олег Калугин. Дело КГБ на Анну Ахматову. В сб.: Госбезопасность и литература. М.: Рудомино, 1994, с. 72–79). Я предполагаю, что в действительности «дело Ахматовой» было закрыто только ее смертью.

О К. А. Зелинском см. 194, 200, а также с. 493–494.

Борис Леонидович снимал для Ивинской дачу в Измалкове, в одном километре от Переделкина.

«Кома» – домашнее прозвище Вяч. Вс. Иванова. О нем см. 213. О К. А. Зелинском см. 200

Как видно из моего экземпляра, именно в этот вечер А. А. внесла в него поправки, которые прочла мне еще 29 октября 58 г. Строки:

она заменила новыми, прочитанными тогда:

В тот же вечер она вписала и ту строфу, которую прочла мне 29 октября. (Строфа вписана сбоку, знаки Анной Андреевной не расставлены, и потому ставлю их по собственному разумению.)

«Лидии Корнеевне Чуковской, чтобы она вспомнила все, чего нет в этой книге. Ахматова. 19 декабря 1958, Москва».

Этот сонет А. А. скоро переименовала в «Летний», а окончательно в «Приморский» – см. БВ, Седьмая книга.

Книжка, о которой спрашивает А. А., – «Стихотворения, 1958».

«Предыстория» (БВ, Седьмая книга) хотя и была уже напечатана в 1945 г. в «Ленинградском альманахе», но эту публикацию я проглядела, а с Анной Андреевной в ту пору не встречалась; № 69.

О каком именно издании стихотворений Ахматовой по-итальянски идет речь, – мне установить не удалось.

«Не бывать тебе в живых» – БВ, Anno Domini; № 70.

Не имея возможности прочитать все статьи и воспоминания об Анне Ахматовой, напечатанные за рубежом, приведу лишь один пример «главной лжи», которая ее возмущала. В томе первом «Сочинений», опубликованном в 1965 году (то есть через 6 лет после гневного монолога Анны Андреевны, приводимого мною), в предисловии Г. П. Струве на с. 7 читаем: «the period between 1925 and 1940 was indeed a period of almost complete poetic silence…» («период между 1925 и 1940 был периодом почти полного молчания»). И это написано о периоде, когда был создан «Реквием» и многое другое! Далее Г. П. Струве производит подсчет: около полудюжины стихотворений Ахматова написала с 1925 по 1931; немногие в 1936 и одно в 1939… Как видит читатель, ознакомившийся хотя бы с первым томом моих «Записок», со сборником «Памяти Анны Ахматовой», а также с ББП, – подсчет, произведенный Г. П. Струве, неверен. Подобный подсчет и не мог быть верным. Находясь за тысячи километров от поэта, о котором пишешь, да к тому же еще по ту сторону железного занавеса – подсчитать, сколько стихотворений и когда этим поэтом создано – затея неисполнимая, в особенности если сознавать, что речь идет о периоде, когда А. А. не только не имела возможности печатать свои стихи, но даже записывать их. Откуда же Г. П. Струве почерпнул приведенные цифры?

Однако автор предисловия столь уверен в своих подсчетах, что с небольшой оговоркой повторяет их в 1967 г. в новом издании первого тома «Сочинений». (Подсчет см. на с. 7, оговорку на с. 17; о подсчетах такого рода см. «Записки», т. 3. – Приложение 2. – Ред.)

Целые десятилетия стихотворения Анны Ахматовой, созданные в 20-е, 30-е, 40-е, 50-е, а отчасти и 60-е годы, хранились лишь в памяти Анны Андреевны и ее друзей. И достоянием печати со временем оказались они только благодаря тому, что в это хранилище доступа не имел никто.

Строки из стихотворения Б. Пастернака «Свидание».

5 апреля 1959 года в «Литературе и жизни» были опубликованы только два из перечисленных стихотворений: «Последний сонет» под названием «Летний сонет» («Здесь все меня переживет») и «Музыка». Но «Музыка» не в подлинном виде, а в ином, спасающем от цензуры.

(Подлинный см. в «Седьмой книге» – БВ; № 73.) Что же антисоветского обнаружила в этом стихотворении цензура? Печаль, одиночество, могила. Это считалось недопустимым «упадочничеством», и потому А. А. создала новый вариант, уже лишенный мыслей об одиночестве. Вот этот второй вариант:

МУЗЫКА

В ней что-то чудотворное горит,

И вся она немыслимо лучится,

Она сама со мною говорит

И утешать мне душу не боится.

Открыты широко ее глаза,

И грозен за плечами блеск воскрылий.

И это все – как первая гроза.

Иль будто все цветы заговорили.

Это – вариант-заместитель. Горечь подлинника, слово «могила» – истреблены.

Два других стихотворения – «Август», тоже измененный для цензуры, и «Лирическое отступление» (отрывок из «Поэмы») – опубликованы в том же году в журнале «Москва», № 7, с. 144.

«Август» («Был вещим этот сон или не вещим») впоследствии переименован в «Сон» – БВ, Седьмая книга.

Н. Н. Пунин с 1918 года по начало двадцатых был заведующим Петроградским отделом изобразительных искусств в Народном комиссариате просвещения. О нем подробнее см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ^>1.

Составляя впоследствии «Бег времени», А. А. дала другой вариант:

Но в «Беге» стихотворение напечатано не было. Впервые опубликовано за границей в сб. «Памяти А. А.», с. 24; у нас – сначала в 1988 году в статье Юрия Карякина ««Ждановская жидкость», или Против очернительства» (см. «Огонек», № 19, с. 25); затем четверостишие вошло во многие сборники стихов Ахматовой – см. например, сб. «Узнают…», с. 283.

«Сухо пахнут иммортели» – строка из стихотворения «Жарко веет ветер душный» – БВ, Вечер.

Строфа в «Решке»:

Строфа в «Эпилоге»:

(Подряд и целиком «лагерные строфы» в «Эпилоге» см. № 71).

О новом, «подземном сдое», возникшем в «Поэме», см. с. 460–462.

А. А. ошибалась. В «Москве» в № 7 за 1959 год были опубликованы три отрывка из «Поэмы без героя» под общим заглавием «Из поэмы «Триптих»», а также стихи из цикла «Шиповник цветет»: «По той дороге, где Донской» и «Сон» (БВ, Седьмая книга). Об этой же публикации см. в примеч. на с. 367–368.

«Мичуринец» – название железнодорожной станции и поселка садоводов. Неподалеку – писательские дачи в поселке «Литературной газеты». Все вместе – в трех-четырех километрах от Переделкина.

Марина Николаевна Чуковская (1905–1993) – жена моего старшего брата, Николая.

«Летний сад», «Подумаешь, тоже работа», «Имя», «Сдобно дальнему голосу внемлю» – БВ, Седьмая книга.

Михаил Михайлович Зощенко скончался 22 июля 1958 года в Сестрорецке и был похоронен на сестрорецком кладбище. Ахматова написала об этом событии такие стихи:

«Две новые повести Пушкина» – ОП, с. 194.

БВ, Седьмая книга; № 72.

Этого она и не переменила – БВ, Седьмая книга; № 13.

«Насдедница» – ББП, с. 302; № 74.

Стихотворение «Из цикла «Ташкентские страницы»» – БВ, Седьмая книга; № 75.

«Луна в зените», 1 – БВ, Седьмая книга.

«Смерть», 1 – БВ, Седьмая книга.

«Новые строфы о Блоке» в действительности – одна новая строфа: «Это он в переполненном зале». (Ниже, в следующей строфе было «И поведано чьим-то словом», стало – «И его поведано словом».) Но одна-единственная новая строфа переосмыслила и преобразила весь отрывок, посвященный портрету в спальне героини. Привожу все строфы о портрете – новую и старые – подряд:

Софья Григорьевна Караганова (р. 1919) – заведующая отделом поэзии в журнале «Новый мир».

А. Г. Дементьев проявил большую проницательность: у Ахматовой в подлиннике «позорное пламя». «Читатель» в «Новом мире» так и не появился и был напечатан в № 3 альманаха «Наш современник» в 1960 г. (БВ, Седьмая книга, № 76); в «Новом» же «мире», в № 1 за 1960 г., прошли все предоставленные Ахматовой журналу стихи, кроме «Читателя»: «Подумаешь, тоже работа» – № 72, «Не стращай меня грозной судьбой», «Летний сад», «Отрывок» («И мне показалось, что это огни»), «Воспоминание» («Ты выдумал меня. Такой на свете нет») – БВ, Седьмая книга. – Примеч. 1978 г.

Теперь, после опубликования отрывков «Из рабочих тетрадей» Твардовского («Знамя», 1989, № 9), очевидно, что перечисленные стихи переданы были Анной Андреевной в «Новый мир» по непосредственной просьбе А. Т. Твардовского.

29 сентября 59 г. он записал: «Вчера говорил по телефону с Ахматовой (о новых ее стихах для «Нового мира»), которую лет 30 назад, по Антологии Ежова и Шамурина, может быть, считал покойницей, как Блока, Брюсова, Гумилева. Только потом уж узнал, что она жива, правда, знал уже задолго до ее стихов в «Правде» в войну и прочих.

Голос, после старушечьего, слабого, в коем я и предположил было ее, – голос, по которому можно было себе представить походку, какой она подошла к телефону, – сильный, уверенный, не старый – с готовностью в нем, исключающий разговор с нею, как со старушенцией. Назвался. – «Здравствуйте, тов. Твардовский». Мне показалось, что она не поняла, зачем мне ее стихи. – «Это – редактор «Нового мира». – «Ну, боже мой, Вы мне это сообщаете»».

О встрече Анны Андреевны с Александром Трифоновичем см. «Записки», т. 3. – Примеч. 1991 г.

Видоизмененная мною строка из четвертой «Северной элегии»: «Нет, не хуже – лучше» – см. «Узнают…», с. 252.

«Воздушные пути», альманах первый. Редактор-издатель Р. Н. Гринберг, Нью-Йорк, 1960.

№ 76.

«Записки», т. 1, № 26; «О, как пряно дыханье гвоздики» (отрывок из стихотворения «Я над ними склонюсь, как над чашей») – БВ, Седьмая книга; «И снова осень валит Тамерланом» – № 80.

«Записки», т. 1, № 18.

В «Нашем современнике» за 1960 год, в № 3 были напечатаны следующие стихотворения Ахматовой: «Все это разгадаешь ты один» – № 18; «Портрет автора в молодости» («Он не траурный, он не мрачный» – БВ, Седьмая книга); «Где на четырех высоких лапах» – БВ, Седьмая книга; «Про стихи» – № 26; «Читатель» – № 76; «Первое возвращение» – БВ, Вечер.

По-видимому, неоконченную «Гибель Пушкина» – см. ОП, с. 110.

«Губы у нее были голубые» – цитата из моей повести «Софья Петровна», которую я прочитала Ахматовой 4 февраля 1940 г. (См. «Записки», т. 1, с. 77–79.) Позднее Ахматова перенесла эти «голубые губы» в свой текст – в прозаическое начало «Реквиема» «Вместо предисловия», – помеченное 1 апреля 1957 г. (см. сб. «Узнают…», с. 294).

Повесть моя «Софья Петровна» сначала была напечатана за границей (об этом см. «Записки» т. 1, «За сценой»: ^>48), а затем, через два десятилетия, на родине: в журнале «Нева» (1988, № 2), в сборнике моих «Повестей», а также в нескольких других сборниках.

«Один идет прямым путем» – БВ, Седьмая книга.

Не могу установить, какой именно из вариантов автобиографии прочла мне А. А. в тот день. В советской печати с разнообразными пропусками это автобиографическое предисловие напечатано несколько раз. Наибольшим опустошениям оно подверглось именно в сборнике 61 года. Тут нету ни плаванья, ни похвал в прессе, ни упоминания о первых стихах.

Что же касается Октябрьской революции и моста, разведенного днем – эпизод этот тоже отсутствует в напечатанном предисловии – об этом см. сб. «Узнают…», с. 332.

В библиографическом отделе «Литература об Ахматовой», приложенном ко второму тому «Сочинений», перечислено около двадцати работ Г. Адамовича (с 1915-го по 1960 год). О которой именно шла речь – не помню.

Придя домой, я пометила карандашом дату против каждой вставленной тогда строки и строфы. Вот главное из того, что «накопилось» и было продиктовано или вписано Анной Андреевной в мой экземпляр «Поэмы» 24 апреля 1960 г.:

Строфа: «Маска это, череп, лицо ли…»

Строфа: «Это он в переполненном зале…»

Строфа: «Чтоб сюда из чужого века…»

Строфа: «Все, что сказано в первой части…»

Почти заново написана строфа о Шаляпине:

(Впоследствии – «вскормившей»; а вместо «Наша слава и торжество!» – «Не последнее ль торжество!»)

К прозаическому отрывку «Вместо предисловия» сделан эпиграф: «Иных уж нет, а те далече».

Под «Первым посвящением» вместо 26 декабря 40 года поставлено 27-е.

В строфе «Это все наплывает не сразу…» вместо «Вспышка газа…» сделано «Запах розы».

В строфе «Но летит, улыбаясь мнимо…» появилась новая строка: «Ты, наш лебедь непостижимый».

К третьей главке первой части, вместо эпиграфа из Вс. Князева («Любовь прошла и стали ясны») поставлен эпиграф из Мандельштама: «В Петербурге мы сойдемся снова, / Словно солнце мы похоронили в нем».

В строфу «Ветер, полный балтийской соли» продиктована строка: «Кто лишь смерти просит у Бога…»

В строфе: «Так и знай: обвинят в плагиате…», в строке «У шкатулки ж двойное дно» – двойное дно заменено тройным. Такая замена, по моему убеждению, связана с новыми строфами, возникшими в «Решке» в 1959—60-х годах. Об этих новых строфах см. с. 459–461.

Обе записи опубликованы: как оказалось, первая (от 24 декабря 59 г.) из «Автобиографической прозы», вторая (от 17 декабря 59-го) из «Прозы о Поэме». Привожу отрывки: «Последние дни я все время дополнительно чувствую, что где-то что-то со мной случается. По какой линии, это еще не ясно. То ли в Москве, то ли еще где-нибудь. Что-то втягивает меня, как горячий воздух огромной печи или винт парохода».

«…картина, выхваченная прожектором памяти из мрака прошлого» – это мы с Ольгой после похорон Блока, ищущие на Смоленском кладбище могилу Всеволода (f 1913): «Это где-то у стены», – сказала Ольга, но найти не могли. Я почему-то запомнила эту минуту навсегда». («Двухтомник, 1990», т. 2, с. 286 и с. 252.)

Никакие переводы Ахматовой из Лопе де Вега мне неизвестны.

Речь идет о главе из поэмы Твардовского «За далью даль», появившейся в «Правде» 29 апреля 1960 года. Глава называлась «Так это было».

№ 61.

«Подражание армянскому» – № 77.

При жизни Ахматовой их не напечатали. Только после смерти, в 1 966 году, в № 13 журнала «Радио и Телевидение», по-видимому, по счастливой случайности, явилось «Подражание армянскому». Затем оно исчезло еще на 23 года. Явилось снова в 1989-м, в сб. «Узнают…» и других. «Стансы» же впервые опубликованы у нас тоже в 89-м – сначала, 29 января, в «Ленинградской правде», затем в журнале «Огонек» (№ 10, с. 12) ив том же году в сборниках «Узнают…» и «Я – голос ваш». Каждый раз стихи эти печатаются не совсем в том виде, в каком А. А. дала их мне для «Бега времени». (Варианты в 6-й и 7-й строках.)

О предполагаемом источнике ахматовского «Подражания армянскому» см. статью Георгия Кубатьяна «Царственное слово» («Литературная Армения», 1989, № 10), где автор сопоставляет стихи Ахматовой с четверостишием Ованеса Туманяна. Это же сопоставление еще в 84-м году было сделано Соней Кетчян. – См.: Sonia Ketchian. The genre of Podrazanie and Anna Achmatova // Russian Literature, XV (1984), North-Holland.

По-видимому, в данном случае А. А. похвалила мою заметку из вежливости, по доброте душевной. Она никому ее не показала – обычно же те статьи и письма, которые представлялись ей интересными, показывала друзьям^>225.

К. И. долго и тяжело болел. Сохранилась его запись от 10 апреля 60 г.: «Вот уже почти месяц я в постели».

В начале мая Борис Леонидович слег; врачи полагали, что у него инфаркт.

Ваня – Иван Игнатьевич Халтурин; о нем см. ^>101.

Нет, оставила «помогите».

Об С. Н. Андрониковой-Гальперн см. ^>273.

А. А. заблуждалась. См. с. 442, а также примечание на с. 418.

15 мая 1960 года в «Правде» были опубликованы «Эпизоды из романа «Костер». Час первый».

Слова Анны Андреевны о диалоге в «Пиковой даме» интересно сопоставить с ее записью, сделанной в Комарове 22 августа 1961 года под заглавием «Второе письмо». Запись преподнесена автором как продолжение письма 1955 года, т. е. «Письма к NN».

«Конечно, каждое сколько-нибудь значительное произведение искусства можно (и должно) толковать по-разному (тем более это относится к шедеврам). Например, «Пиковая Дама» – и просто светская повесть 30-тых годов 19 века, и некий мост между 18 и 19 веками (вплоть до обстановки комнаты графини), и библейское «Не убий» (отсюда все «Преступление и наказание»), и трагедия старости, и новый герой (разночинец), и психология игрока (очевидно, беспощадное самонаблюдение), и проблема языка (каждый говорит по-своему, особенно интересен русский язык старухи – докарамзинский; по-французски, надо думать, она говорит не так), но… я, простите, забалтываюсь – меня нельзя подпускать к Пушкину…» («Проза о Поэме» – см. «Двухтомник, 1990», т. 2. с. 255.)

Жданов издевался над всеми стихами Ахматовой, но делал попытки пересказать и процитировать три: «А, ты думал – я тоже такая» (ББП, с. 170; № 78), «Все расхищено, предано, продано» («Записки», т. 1, № 40), «Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни» (БВ, Седьмая книга; № 79). Какие именно два из этих трех неосторожно вставил Орлов, мне неизвестно.

Смирнову.

О Воронкове – см. ^>242.

На следующий день, 1 июня, священник переделкинской церкви Преображения Господня, отец Иосиф, совершил над покойником у него в доме обряд отпевания.

Ивинская усиленно распространяла слухи, будто родные Пастернака не пускают ее к нему.

Асмус говорил мне, что Борис Леонидович вообще никого, кроме родных, видеть не хотел.

Врач Литфонда, Анна Наумовна Голодец, дежурившая возле Пастернака, – рассказала мне через полгода после его кончины, что родные при ней не раз настойчиво спрашивали у Бориса Леонидовича, не хочет ли он кого-нибудь видеть, не надо ли кого-нибудь позвать? И он постоянно отказывался – даже когда его спросили об Ольге впрямую…

Евгений Борисович Пастернак объяснил мне: отец в самом деле отказывался видеть Ольгу и, хотя и писал ей письма, но этими письмами старался удерживать ее на расстоянии: «Не пытайся меня увидеть…». – Примеч. 1972 г.

То же нежелание Пастернака видеться во время своей предсмертной болезни с Ивинской подтверждают и опубликованные ныне мемуары – см.: 3. Пастернак. Воспоминания; Галина Нейгауз. Борис Пастернак в повседневной жизни; Тамара Иванова. Борис Леонидович Пастернак; А. Голодец. Последние дни. – «Воспоминания-П», с. 228–231, 563, 260, 678. Нежелание – можно считать установленным. Ложь Ивинской – будто семья Пастернака мешала ей навещать больного – опровергнута… Не желал ее видеть он сам. Но почему – неизвестно. – Примеч. 1993 г.

В этом списке отсутствуют имена многих друзей Пастернака, верных и преданных, пришедших проводить покойного в последний путь. Среди них – как я узнала потом – были деятели театрального и музыкального мира. Но во всякой многоликой толпе всякому человеку бросаются в глаза те, с кем сам он дружен или хотя бы знаком. Так случилось и со мной.

Перечисление имен в этом списке отнюдь не претендует на какую-либо полноту. Тут перечислены не самые близкие Пастернаку и не самые именитые люди, а лишь те, с кем была знакома – я.

Впоследствии я узнала, что эти «двое молодых людей» были Даниэль и Синявский. Фотографии похорон Пастернака в те дни разошлись по всему миру. У нас – опубликованы через много лет, см., например, приложение к «Литературной газете» – «Досье» в феврале 1990 г.

ББП, с. 261; № 80.

Каждый раз, даря кому-нибудь очередной машинописный экземпляр «Поэмы без героя», А. А. имела обыкновение писать на обороте последнего листа: «окончательный текст». Надписи же делала редко. О новых экземплярах «Поэмы» или о новых вставках в нее – см. настоящий том, с. 451, 459–462, 465, 477–478, 487, 499, 512, 556, а также «Записки», т. 3.

См. «Огонек», 1950, №№ 14, 36, 42.

Впоследствии, в 1965 г., когда Г. П. Струве подготовлял к печати первый том «Сочинений» Анны Ахматовой – А. А., встретившись с ним в Лондоне, лично заявила ему, что цикл этот она публиковать запрещает. При жизни Ахматовой (в томе первом) Г. П. Струве «Славу миру» не напечатал, а в томе втором, когда Анны Андреевны уже не было в живых, опубликовал, да еще в основном тексте, наравне с другими стихами.

На мой взгляд, это то же самое, что на суде использовать наравне с достоверными свидетельствами – показания, данные под пыткой. Цикл «Слава миру» (фактически – «Слава Сталину») написан Ахматовой как «прошение на высочайшее имя». Это поступок отчаяния: Лев Николаевич был снова арестован в 1949 году. (Подробнее см. «Мемуары и факты».)

Александру Иосифовну Любарскую.

Не спасла. Убрала. Сделала так: «И нас покинул собеседник рощ», см. ББП, с. 261; № 81.

Мстислав Борисович Козьмин (1920–1992) – тогда заведующий редакцией русской советской литературы в Гослитиздате; Николай Александрович Замотин (ок. 1910 – ок. 1961) – заместитель главного редактора всего Гослита.

И переменила – см. «Стихотворения, 1961», с. 227 (а также БВ, Седьмая книга).

Среди опубликованных воспоминаний об А. Сейфуллиной – воспоминаний с подобным заглавием мною не обнаружено.

«Медхода», см. с. 484.

См.: Анна Ахматова. Листки из Дневника < О Манделыштаме> – «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 214–215.

«Знаю, знаю – снова лыжи» – БВ, Четки.

О своих встречах с Анной Андреевной Маро Маркарян (р. 1915) написада воспоминания «Великий урок Анны Ахматовой». (Они опубликованы в книге: Анна Ахматова. Стихотворения, переводы. Ереван, 1989.)

Анна Андреевна переводила стихи армянской поэтессы не один раз. Так, например, ее переводы помещены в сборниках Маро Маркарян «Стихотворения» (М., 1955), «Лирика» (М., 1960), «Горная дорога» (М., 1962). Избранные переводы Ахматовой из Маркарян см. в «Двухтомнике, 1990», т. 2.

Например, на «Песню мира» – см. «Стихотворения, 1961», с. 254. Напоминаю читателю примеч. на с. 434.

Решаюсь высказать осторожное предположение: заглавие «Шиповник цветет» не найдено ли Ахматовой у Пушкина:

Прочитала новые стихи:

«Как и жить мне с этой обузой» («Муза») – БВ, Седьмая книга; «Что там? – окровавленные плиты» – это строка из стихотворения «Эхо» (БВ, Седьмая книга); о Блоке – «И в памяти черной пошарив, найдешь» (БВ, Седьмая книга); Борису Леонидовичу – это «Словно дочка слепого Эдипа» (ББП, с. 262; № 82). О последнем стихотворении см. также с. 476.

О новых строфах в «Решке» см. 460–461; посвящение «Третье и последнее» – ББП, с. 354. (Ссылаюсь не на БВ (с. 311), т. к. в БВ из этих стихов цензура удалила три строки: «Он не станет мне милым мужем, / Но мы с ним такое заслужим, / Что смутится Двадцатый Век».)

Вопреки требованиям редакторов и корректоров, Ахматова настаивала на рифме «лепет – оттрепит», а не «оттреплет» потому, что такая рифмовка более точна и, своею простонародностью, стилистически близка к «ни гу-гу» – № 83.

«Красненькая» – «Стихотворения, 1958».

«Смуглый отрок бродил по аллеям» – БВ, Вечер; «В последний раз мы встретились тогда» и «Звенела музыка в саду» – БВ, Четки.

БВ, Седьмая книга; № 84.

Виктору Ефимовичу Ардову 21 октября 1960 года исполнилось 60 лет.

«Смерть Софокла» – БВ, Седьмая книга.

По-видимому, статью С. С. Лесневского об Ахматовой, готовящуюся к печати в Краткой Литературной Энциклопедии, Ю. Г. Оксман принес Анне Андреевне еще в рукописи. Об Оксмане см. ^>103.

«Отыми и ребенка и друга» – «Модитва». См. БВ, Белая стая; № 85.

29 октября 60 г. «Литературная газета» опубликовала четыре стихотворения Ахматовой: «Музу» («Как и жить мне с этой обузой»), «И в памяти черной пошарив, найдешь», «Эпиграмму» и «Тень».

Некоторые строфы в «Решке» Ахматова целые годы зашифровывала точками (с прихотливой, меняющейся нумерацией) – и снабжала под строкой благонамеренно-литературоведческим примечанием: «Пропущенные строфы – подражание Пушкину. См. «Об Евгении Онегине»:

«Смиренно сознаюсь также, что в Дон Жуане есть две выпущенные строфы», – писал Пушкин». Пушкин признавался в наличии двух выпущенных строф; у Ахматовой их было несколько; в этот день она прочитала мне новую и продиктовала все. Строфу «Враг пытал: а ну, расскажи-ка!» прочла с такими заключительными строками:

В машинописных экземплярах, да и в том экземпляре, который Ахматова готовила для «Бега времени», надеясь, что удастся напечатать не одну лишь первую часть, но и все три части «Поэмы», – она эти строфы заменяла точками, а конец строфы «Враг пытал…» писала для цензуры так:

(Существует и другой вариант подделки: «Сами видите»). – Примеч. 1977 г.

Впоследствии А. А. не только продиктовала мне новые строфы в «Решку», но и подарила автограф. История этих строф и автографа изложена мною в журнале «Горизонт», 1988, № 4. См. № 86.

С огорчением вижу, что новые строфы в «Решке» при теперешних публикациях «Поэмы без героя» бывают либо пропущены в основном тексте и отнесены к «Дополнениям» (см., например, двуязычное «Полное собрание стихотворений», т. 2, Somerville: Zephyr Press, 1990), либо вставлены в таком странном порядке и с такими добавлениями, что делаются помехой и развитию мысли автора и течению стиха (см. сб. «Я – голос ваш» и «Двухтомник, 1990», т. 1).

Об этих строфах Ахматова в декабре 62 года записала:

«И наконец произошло нечто невероятное… возникло “лирическое отступление” в “Эпилоге” и заполнились точечные строфы “Решки”. Стала ли она понятнее – не думаю! – Осмысленнее – вероятно». (Цитирую по статье Р. Тименчика «После всего» – см. ЛО, 1989, № 5, с. 22.) В некоторых изданиях, например в сборнике «Узнают…», среди пропущенных в «Решке» строф публикуется, кроме приведенных мною, еще одна (вписанная рукою Ахматовой в экземпляр Н. Глен):

В «Эпилоге» А. А. оставила «прах» только в конце: «От того, что сделалось прахом, / Обуянная смертным страхом / И отмщения зная срок, / Опустивши глаза сухие / И ломая руки, Россия / Предо мною шла на восток»; в строфе же, расположенной ближе к началу «Эпилога», изменила рифмовку: убрала слово «прах» и срифмовала строки «Сбросил с крыльев свободный стих» и «На бессонных очах твоих». Таким образом, слово «прах» употреблено в окончательном тексте «Эпилога» лишь единожды.

«Ардоккала» – название, созданное наподобие названия альбома К. Чуковского – «Чукоккала». См. 271.

Моя последняя квартира в Ленинграде была у Пяти Углов: Загородный проспект, 11/40, кв. 4.

«Три стихотворения» – БВ, Седьмая книга; № 87.

Я не сомневаюсь в постоянном надзоре над Ахматовой, осуществлявшемся со стороны Двора Чудес, – но в данном случае она ошиблась, и со временем все три рукописи нашлись.

В более поздние годы, уже после кончины Ахматовой, эта строфа с небольшими переменами в первой строке стала публиковаться в дополнениях к «Поэме». См., например, ББП, с. 379; «Двухтомник, 1986», т. 1, с. 373; «Двухтомник, 1990», т. 1, с. 383.

«Стихотворения, 1961»; БВ, Седьмая книга.

№ 58.

Жданова.

Впоследствии, когда явилась возможность, А. А., составляя «Бег времени», уничтожила громоздкие «воскрылия» и восстановила все стихотворение в его подлинном виде. См. № 73.

Существует и другое суждение о том, кому посвящены эти стихи. См. «Записки», т. 3, «За сценой»: 13.

В книжке 1961 года (с. 280) осталось: «Но только не призрачный мой Ленинград»; и лишь в «Беге времени» (с. 420) возникла Варшава с добавлением в строке двух слогов: «То мог быть Стамбул или даже Багдад, / Но, увы! не Варшава, не Ленинград» – № 75.

О Чапском см. 217.

С этой цензурной заменой стихотворение печаталось и в сборнике 1961 года, и в БВ (Седьмая книга), и в ББП на с. 211. В ББП приведены также черновики, но подлинное окончание («Отворите райскую дверь, / Помогите ему теперь») отсутствует. И только в 1990 году, в Душанбе, в сборнике «Стихотворения Анны Ахматовой» под редакцией М. Мейлаха – напечатано верно (с. 277); № 88.

С тех пор так и печатается: «равнодушие толпы». См. «Стихотворения, 1961»; БВ, Белая стая; ББП, с. 92 и сб. «Узнают…», с. 84; № 89.

«Журавль у ветхого колодца» – строка из стихотворения «Ты знаешь, я томлюсь в неволе» – БВ, Четки; № 90. «Приду туда, и отлетит томленье» – БВ, Белая стая; № 67.

Через 15 дет после этого разговора, в 1976 году, Сурков повторил почти то же самое в своем предисловии к ББП. Первоначально сборнику ББП предшествовало предисловие В. М. Жирмунского, но после смерти Виктора Максимовича оно было изъято и заменено сурковским.

С этим рассказом о встречах с Цветаевой интересно сопоставить запись, сделанную Анной Андреевной в 1962 г.: «Наша первая и последняя двухдневная встреча произошла в июне 1941 г. на Большой Ордынке, 17, в квартире Ардовых (день первый) и в Марьиной роще у Н. И. Харджиева (день второй и последний). Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы «благоуханная легенда», как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно. Сейчас, когда она вернулась в свою Москву такой королевой и уже навсегда… мне хочется просто «без легенды» вспомнить эти Два дня». (См. сб. «Узнают…», с. 350.)

Об Оттенах см. «Записки», т. 3.

№ 80.

№ 81.

ББП, с. 262; № 82.

Строфа эта в «Поэму» впоследствии не вошла. Опубликована Ахматовой как самостоятельное стихотворение: «Петербург в 1913 году» – БВ, Седьмая книга; № 91. Предполагала же А. А. вставить новорожденную строфу в первую часть «Поэмы» либо в главу третью после строфы «И всегда в духоте морозной», либо в главу вторую после строфы: «Сучья в иссиня-белом снеге…» Но в конце концов категорически решила: никуда не вставлять.

Докторша перепутала все: во-первых – имя поэта Н. Гумилева (и его сына Льва) с именем Льва Гумилевского, автора бульварной повести «Собачий переулок»; и, во-вторых, – название повести С. Мадашкина «Луна с правой стороны» – с пародией на эту повесть – «Луна слева», написанной В. Билль-Белоцерковским.

Речь идет о стихотворении «Поэт» – БВ, Тростник. (Настоящее заглавие «Борис Пастернак», см.: «Из шести книг», с. 36, а также «Записки», т. 1, № 1.)

Ср. сделанную мною запись с записью Анны Ахматовой: «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 287.

Одна из героинь романа Владимира Набокова «Пнин» (по специальности врач-психиатр, по происхождению русская) пишет стихи. В эмиграции в Париже она выпускает сборник под названием «Сухие губы». Набоков приводит два стихотворения из этого мнимого сборника. Приведу их; пусть читатель судит сам, права или неправа Ахматова в своей оценке.

И второе:

«Шум вокруг деда Ивинской, обвиненной в валютных операциях, оскорбляет память Пастернака, – говорит советский поэт Сурков» – см. «Юманите», 24 января 1961 г. (По-видимому, «шум вокруг дела Пастернака» в советской прессе и в Союзе советских писателей, когда Бориса Леонидовича в 1958 году публично, в прессе и с трибуны, именовали свиньей, собакой, врагом народа и предателем – не представлялся Суркову оскорблением великого поэта. Оскорбление – это только «шум на Западе».)

Что же касается того, действительно ли Ольга Ивинская участвовала в спекуляциях валютой или это было измышление «органов», я никаких сведений не имею. Да и не нуждаюсь в них: личность Ивинской ясна мне из ее операций, если не с иностранной валютой, то с моими собственными деньгами (см. ^>97) и из той роли, какую она сыграла в вымогательстве у Бориса Леонидовича покаянных писем во время Нобелевской трагедии 1958 года (см. ^>196)

«Мелхола» – БВ, Anno Domini; № 92.

«Пиво-Воды» – шутливое прозвище маленького домика, выстроенного Корнеем Ивановичем мне в подарок в самой глубине лесного участка. Размером он чуть больше вагонного купе: там помещается только столик, кресло и койка. Прозвище свое этот ярко зеленый дощатый домик получил за сходство с пивными ларьками. Это скорее беседка, чем дом, у него нету фундамента, и жить в нем можно только в жару летом.

Стихотворение Пастернаку – «Словно дочка слепого Эдипа» (№ 82); стихотворение, обращенное к Цветаевой – «Невидимка, двойник, пересмешник» (№ 60).

О двух других – разъяснений дать не могу.

Впоследствии выяснилось, что размер бедствия, причиненного лопнувшей трубой, оказался не так уж велик. Кроме того, в писательском доме в Ленинграде – ул. Ленина, д. № 34, кв. 23 – Анне Андреевне предоставили квартиру не временно, а навсегда.

«А. А. поселилась у нас – пишет мне Владимир Григорьевич, – когда получила квартиру на улице Ленина. Мы с Тамарой Исааковной были у нее в Будке и помогали ей подготовиться к переезду в Ленинград, в новое жилье. А. А. ждала машину. И машина приехала, но из нее вышел незнакомый человек и передал от Ирины Николаевны, что комнату Анны Андреевны затопило и ей некуда ехать. Тогда мы взяли Анну Андреевну к себе, на улицу Плеханова 8/10, кв. 49. (В этой квартире прежде жил Тынянов, а когда-то это была половина квартиры Глазунова.) Здесь А. А. прожила у нас недели две». – Из письма ко мне от 1 октября 1977 г.

Об этом эпизоде см. также «Воспоминания», с. 343–344.

Какую именно новую строфу в «Поэме» прочитала мне А. А. – не помню и с полной точностью установить пока не могу. Полагаю, что это строфа из четвертой главы первой части: «Кто-то с ней «без лица и названья…»». Место ее между строфами «Он за полночь под окнами бродит» и «На площадке пахнет духами». «Новое страшное» – это стихотворение «Так не зря мы вместе бедовали», № 93', см. также «Памяти А. А.», с. 28 и сб. «Узнают…», с. 279.

«Милой Лидии Корнеевне Чуковской за ее необычное и глубокое отношение к этим стихам. Дружески – Анна Ахматова. 22 июня 1961».

См. ОП, с. 136.

«Мелхола» – № 92. «Софокл» – «Смерть Софокла» – БВ, Седьмая книга; № 94. Строфа в «Поэму» и страшное о войне —?

«Кусок о Слепневе» – это отрывок из автобиографической прозы Ахматовой: «Слепнево» – см. «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 276–277. Привожу несколько строк:

«Один раз я была в Слепневе зимой. Это было великолепно. Все как-то сдвинулось в девятнадцатый век, чуть не в пушкинское время. Сани, валенки, медвежьи полости, огромные полушубки, звенящая тишина, сугробы, алмазные снега… А в Петербурге был уже убитый Распутин и ждали революцию…».

«Запись о “Поэме”» – это отрывок из «Прозы о Поэме». Какой именно – не помню

Привожу текст телеграммы, посланной Корнеем Ивановичем 24 июня 61 г.:

«Москва В-89, Большая Ордынка 17, кв. 13 Ахматовой

Когда Вы уехали, я долго твердил: В ней что-то чудотворное горит, и вся она немыслимо лучится. От души поздравляю и Вас и себя – Чуковский». (ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Отдел рукописей, фонд А. А. Ахматовой, № 1073. [Знаки проставлены мною. – Л. Ч.])

«Александрина» впервые была опубликована Э. Г. Герштейн в 1973 году («Звезда», № 2). Черновые варианты статьи показывают, что А. А. намеревалась предпослать ей

эпиграф:

«Из подслушанных разговоров: Первый. – Как клевета похожа на правду. – Второй. – Да, на правду не похожа только сама правда. – Подслушала Ахматова». (См. также ОП, с. 341.)

К сожалению, А. А. так и не окончила работу над этим стихотворением. Во всяком случае мне окончательный текст неизвестен. Впоследствии черновой набросок оказался напечатанным в трех разных видах: см. «Юность», 1968, № 3; «Подъем», Воронеж, 1968, № 3; ББП, с. 300. Ни один из этих вариантов я не считаю окончательным. – Примеч. 1977 г.

В сборниках Анны Ахматовой и по сию пору эти неоконченные стихи публикуются – в разных отделах, иногда и в основном тексте – как оконченные. – Примеч. 1991 г.

В 1961 году, в № 5 журнала «Звезда» были опубликованы такие стихотворения: «Молюсь оконному лучу» (БВ, Вечер); «И когда друг друга проклинали» (БВ, Вечер); «Смерть Софокла» (БВ, Седьмая книга; № 94).

Библейские стихи – БВ, Anno Domini.

Речь идет о сборнике стихов Анны Ахматовой «Избранное», выпущенной в 1943 году в Ташкенте издательством «Советский писатель». Кроме стихов военного времени, Зелинский оставил там только те, что печатались десятки раз. Следует, впрочем, добавить, что в этой книге помещено одно стихотворение из «Реквиема» – «Уже безумие крылом / Души накрыло половину». (А. А. удалила из рукописи четверостишие, говорящее о ее тюремном свидании с сыном, – и редакция приняла эти стихи за любовные.)

Узнаю этот отрывок в печати – и притом в четырех вариантах: см. «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 257–260.

Строфы, начинающиеся: одна – строкою «Как копытца топочут сапожки» и вторая – строкою «А за ней в шинели и в каске», некоторое время существовали в «Поэме» в виде «Примечаний». Позднее они были перенесены в часть первую, в Интермедию «Через площадку» – БВ, с. 321.

«Что войны, что чума?» – см. с. 505.

«Всем обещаньям вопреки» – БВ, Седьмая книга.

Среди материала, опубликованного доныне – т. е. до 1993 г. – я подобной записи не встречала. Быть может, это мой недосмотр.

Речь идет о вторичной публикации «Поэмы» во втором сборнике альманаха «Воздушные пути» (1961) и о статье Б. Филиппова ««Поэма без героя» Анны Ахматовой. Заметки», опубликованной там же. Что касается Сафо, то с Сафо сравнивали Ахматову не раз: например, Леонид Гроссман в книге «Борьба за стиль» (М., 1927, с. 238) или Л. Страховский в статье, которая так и называется «Anna Akhmatova – the Sapho of Russia» (см. «The Russian Student», VI, 1929, № 3, p. 8).

Что касается сравнения Ахматовой с Жорж Занд, то его в статье Филиппова во втором сборнике «Воздушных путей» вовсе нету: тут какая-то ошибка моей записи, какая-то путаница: вероятно, А. А. имела в виду чью-то другую статью.

А. А. добавила букву «с» в двух местах: в первом посвящении к «Поэме» и в эпиграфе из стихов Вс. Князева. В «Прозе о Поэме» читаем: «…не надо вводить в Поэму ни в чем не повинного графа Комаровского только за то, что он был царскоселом, его инициалы В. К. и он покончил с собой осенью 1914 в сумасшедшем доме» («Двухтомник, 1990», т. 2, с. 256).

К этому времени в Советском Союзе были напечатаны хоть и в изобилии, но всего лишь отрывки из «Поэмы» (иногда даже и без указания, откуда они): в журнале «Ленинград» (1944, № 10–11); в «Ленинградском альманахе» (Лениздат, 1945); в «Литературной Москве» (альманах первый, 1956; в «Антологии русской советской поэзии», т. 1 (М.,1957; в журнале «Москва» (1959, № 7) и в двух ахматовких сборниках: «Стихотворения, 1958» и «Стихотворения, 1961». Высказываться же в нашей печати о вещи, опубликованной целиком лишь в «Воздушных путях», т. е. за границей, – было нельзя. Да и не очень стоило: напечатана она там в искаженном виде.

«Царскосельская ода» – БВ, Седьмая книга; № 95.

Об отношении Анны Андреевны к этим двум поэмам Александра Блока подробно см.: Д. Максимов. Ахматова о Блоке // Звезда, 1967, № 12; В. М. Жирмунский. Анна Ахматова и Александр Блок // Русская литература, 1970, № 3; Т. В. Цивьян. Заметки к дешифровке «Поэмы без героя» – Тартуский государственный университет. Труды по знаковым системам, 2. 1971, вып. 284; В. М. Жирмунский. Творчество Анны Ахматовой. А.: Наука, 1973.

См. «Памяти А. А.», с. 18; ББП, с. 225, а также сб. «Узнают…», с. 208. (В одной части тиража ББП это стихотворение напечатано с ошибкой: «их» вместо «им».)

6 ноября 61 года, обнадеженная XXII съездом, я отдала «Софью Петровну» (повесть о тридцать седьмом, написанную зимою 39–40) в редакцию журнала «Новый мир».

«Слово о Пушкине», см. ОП, с. 7.

Говоря о Щеголеве, Ахматова имеет в виду книгу историка и литературоведа П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина».

«Царскосельская ода» – № 95.

«Песенки» – БВ, Седьмая книга; «Отняты мы друг у друга» – строка из песенки «Лишняя».

«Родная земля» – БВ, Седьмая книга; № 96.

№ 97. В окончательной редакции это стихотворение называется «Нас четверо», и к нему существуют три эпиграфа: из Мандельштама, из Пастернака, из Цветаевой. (См. сб. «Узнают…», с. 243.) В «Литературную газету» второе четверостишие А. А. дать не решилась потому, что в стихах поминаются воздушные пути – словосочетание, избранное Пастернаком для заглавия одного из его рассказов. А так как заглавие «Воздушные пути» сделалось заглавием русского альманаха, издающегося эмигрантами в Америке, – это сочетание слов в советской прессе представлялось рискованным.

Стихотворение Ахматовой было напечатано в «Литературной газете» 16 января 1962 года как «Комаровские кроки» и при этом без второго четверостишия и без единого эпиграфа. В БВ оно опубликовано всего с одним эпиграфом и под названием «Комаровские наброски», но зато полностью (Седьмая книга). В ББП, в основном тексте —

тоже без двух эпиграфов (см. с. 264); правильное же заглавие и все эпиграфы помещены там в отделе «Примечания» на с. 493.

«Ветвь бузины», упоминаемая в ахматовском стихотворении как «письмо от Марины», попала туда недаром – см. стихотворение «Бузина», опубликованное в только что вышедшем тогда сборнике Марины Цветаевой «Избранное» (М.: Гослитиздат, 1961).

О стихах «Нас четверо» см. «Записки», т. 3.

БВ, Четки.

Александр Андреевич Прокофьев (1900–1971), поэт; в годы 1945—48, а также 1955—65 Прокофьев обладал большой административной властью: он был ответственным секретарем Ленинградского отделения Союза Писателей. Об Александре Прокофьеве см. также «Записки», т. 3.

Э. Г. Герштейн жила тогда в коммунальной квартире, где попахивало антисемитизмом и с утра до вечера орало радио.

В № 5 журнала «Октябрь» за 1962 г., в отделе «С улыбкой», был помещен фельетон В. Назаренко под названием «В покоях императрицы». Фельетонист высмеивал работу Герштейн «Вокруг гибели Пушкина», напечатанную в «Новом мире» (1962, № 2).

А Осипу Мандельштаму Мочульский помогал изучать греческий – см. журнал «Даугава», 1988, № 2, с. 112–113.

Цветаева говорит о поэте, как о реке: «У поэта – свои события, свое самособытие поэта. Оно в Пастернаке если не нарушено, то отклонено, заслонено, отведено. Тот же отвод рек. Видоизменение русл»; «…нет поэтов, а есть поэт, один и тот же с начала и до конца мира, сила, окрашивающаяся в цвета данных времен, племен, стран, наречий, лиц – проходящая через ее, силу, несущих, как река, теми или иными берегами, теми или иными небесами…». – Марина Цветаева. «Эпос и лирика современной России». (Об этой статье см. ^>216.)

Все стихи, составляющие поэму «Реквием».

А. А. первоначально – а иногда и позднее – рассматривала «Реквием» как цикл отдельных стихотворений. Однако, в конце концов, она признала цикл – поэмой. В этом легко убедиться, раскрыв машинописный экземпляр «Бега времени», сданный ею в издательство и еще не тронутый посторонней редакторской рукой: там, в этом до-издатель-ском экземпляре, существует отдел «Поэмы», и входят в него три произведения: «Путем всея земли», «Реквием» и «Поэма без героя».

В двух номерах «Литературной газеты» (13 и 15 марта 1962 г.) была напечатана моя статья «Станет ли рукопись книгой?» о работе отдела прозы в издательстве «Советский писатель». (Ее настоящее заглавие: «Процесс прохождения».) 28 мая на заседании секции прозы Союза Писателей состоялось обсуждение этой скандальной статьи.

Об Н. Горбаневской см. Записки», т. 3.

Белла Ахмадулина. Струна. М.: Сов. писатель, 1962.

«Вот течет молоко. Вы питаетесь им» («Молоко»).

(Сейчас – в 1976-м – я заметила, что мысль последних строчек – ахматовская. См. стихотворение: «Потускнел на небе синий лак» – БВ, Белая стая. Говоря о песенке окарины, Ахматова спрашивает:

Ардову.

Галина Петровна Корнилова – в ту пору сотрудница литературного отдела «Литературной газеты»; Юрий Яковлевич Барабаш – тогда – заместитель главного редактора.

«Ромео не было, Эней, конечно, был» – это, как поясняет Э. Г. Герштейн, «часто цитируемая Ахматовой строка из ее неизвестного стихотворения». Эта строчка, как утверждает Герштейн (на основании автографа), одно время служила эпиграфом к 11-му стихотворению из цикла «Шиповник цветет». («Двухтомник, 1990», т. 2, с. 459.)

День поэзии. А.: Сов. писатель, 1962, с. 26; День поэзии. М.: Сов. писатель, 1962, с. 43.

Строки из стихотворения «Последняя роза» – № 98. Подробнее об этих стихах см. примеч. на с. 547.

Оба визита Роберта Фроста – в Переделкино и в Комарове – подробно описаны в книге: F. D. Reeve. Robert Frost in Russia. Boston, Atlantic, Little-Brown, 1964. Из книги явствует, что в Переделкине Фрост побывал 31 августа, а в Комарове 4 сентября. На банкете у Алексеева Ахматова прочитала два стихотворения: «Последнюю розу», а также —

Полагаю, что четверостишие (как и «Последняя роза») посвящено Иосифу Бродскому.

Ахматовские строки были тут же переведены Фросту – Ривом.

Это мог быть выпущенный в Италии в 1962 году сборник: A. Achmatova. Poesie. A cura di Naldi. Presentazione di Ettore Lo Gatto. Milano: Nuova Academia.

Рассказ А. Солженицына («Щ-854»), опубликованный впоследствии под названием «Один день Ивана Денисовича», до напечатания ходил по рукам под названием «Один день з/к».

О графе Матвее Александровиче Дмитриеве-Мамонове (1790–1863) Ахматова подробно говорит в своих неоконченных набросках 1963 г. «Пушкин в 1828 году» (см. ОП, с. 218), ссылаясь при этом на специальную работу Ю. Лотмана («Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов – поэт, публицист и общественный деятель», см.: Ученые записки Тартуского государственного университета, 1959, вып. 78). Беседуя с Malia, А. А. пересказала один из эпизодов, приводимых Ю. Лотманом со слов очевидца: «Когда за ним [Дмитриевым-Мамоновым] приехали [жандармы], чтобы везти его в Москву, граф нисколько тому не противился, но вышедши уже на крыльцо и увидя тысячи своих крестьян, он обратился к ним со словами: «Неужели, православные, вы меня выдадите? " Крестьяне тотчас окружили графа и хотели остановить поезд».

Фотография (та, что шутливо именуется «сфинкс») опубликована в третьем томе «Сочинений», а также в сборнике «Об Анне Ахматовой» (Составитель М. М. Кралин. Л., 1990); фотография Ахматовой в белой шали возле жасминного куста – в сб. «Воспоминания». Первая сделана П. Лукницким в середине двадцатых годов, вторая – Гитовичами в 1959-м. О третьей – ташкентской – см. с. 326.

«Псиша» – название одной из пьес Юрия Беляева, в которой главную роль исполняла О. А. Глебова-Судейкина.

«Посдедняя роза» с эпиграфом из стихотворения Бродского напечатана была в № 1 «Нового мира» за 1963 год. При подготовке к печати сборника «Бег времени» А. А. сохранила эпиграф, но его удалила цензура: имя Бродского было тогда запрещено, и ни в одном из тогдашних советских изданий Ахматовой строка, выбранная ею в качестве эпиграфа для «Последней розы», не появилась. (Эту строку она собственноручно вписала 7 октября 1965 года в подаренный мне экземпляр «Бега времени».) Само же стихотворение Бродского, обращенное к Ахматовой («Закричат и захлопочут петухи»), появилось за границей в сборнике его стихов с предисловием А. Г. Наймана «Остановка в пустыне» (Нью-Йорк, 1970, с. 72). Привожу стихи, из которых Анной Андреевной взята была строчка, – в том виде, в каком они сохранились у меня в архиве, при этом не целиком, а отрывок^>309.

Об Иосифе Бродском и о «деле Бродского» подробно рассказано в томе третьем моих «Записок».

В настоящее время стихотворение Ахматовой «Последняя роза», как правило, печатается с эпиграфом из Бродского во всех сборниках ее стихов. См., например, сб. «Узнают…», с. 247; № 98.

«Не пугайся, я еще похожей» (БВ, Седьмая книга) – стихотворение из цикла «Шиповник цветет». Одно время оно носило название «Сонет-эпилог».

Надеюсь, читатель понимает, что А. А. была бы против кровавой расправы с палачами и с их пособниками. Ее ответ: «убий, убий!» выражал не жажду крови, а жажду слова и степень негодования против тех, кто по многодесятилетней привычке не желал взглянуть правде в глаза, осознать ужас содеянного. Сталина же палачом Ахматова в своих стихах называла постоянно: см. «Кидалась в ноги палачу» («Семнадцать месяцев кричу» – «Реквием»), «Вместе с вами я в ногах валялась / У кровавой куклы палача» («Так не зря мы вместе бедовали»; № 93). В стихотворениях «Подражание армянскому» (№ 77) и «Стансы» (№ 61) Сталин хотя и не назван палачом впрямую, но определена его деятельность как палаческая безусловно.

Возмущалась она в ту пору защитниками Сталина. В сборнике «Узнают…», в отделе «Из стихотворений, не входивших в книги при жизни Ахматовой» помещен следующий стихотворный набросок под заглавием «Защитникам Сталина»:

<1962?>

26 октября 1962 г. в газете «Литература и жизнь» появились такие стихотворения Ахматовой: два из цикла «Шиповник цветет» («В разбитом зеркале» и «Говорит Дидона»), а также «Вот она, плодоносная осень» (БВ, Седьмая книга). В «Знамени» (см. 1963, № 1) напечатаны были «Опять подошли «незабвенные даты»», «Эхо», «Сожженная тетрадь» (БВ, Седьмая книга) и отрывок из поэмы «Путем всея земли» под названием «Ночные видения». («Путем всея земли» см. «Записки», т. 1, № 20.)

Какую, чью, о чем – вспомнить не могу.

Раньше я от нее слышала: семеро.

Листок сохранился. Подпись: Анна Ахматова, и еще две собственноручные пометки:

Около 10 марта 1940. Фонтанный Дом.

Записано 29 октября 1962. Москва.

О Константине Петровиче Богатыреве см. «Записки», т. 3.

По-видимому, когда А. А. говорила со мной об этом томе впервые, он кем-то был дан ей лишь ненадолго. Я же привезла ей Гумилева в подарок; от кого – не помню; быть может, от Корнея Ивановича.

«Мне». Этим утверждением А. А. продолжала свой спор с автором предисловия, чья главная мысль, как она полагала, была «вычеркнуть ее из Колиной жизни». См. с. 554–555.

Несколько дней тому назад я по просьбе Анны Андреевны дала ей машинописный экземпляр «Софьи Петровны».

После отказа из «Нового мира» (5 января 62 г.) я, 26 сентября, отнесла повесть в издательство «Советский писатель», где она в отделе прозы встречена была поначалу с полным доброжелательством; в сентябре или октябре я послала ее в журнал «Сибирские огни» и в октябре же передала в редакцию журнала «Москва». О судьбе «Софьи Петровны» в обоих журналах см.^>339 и ^>340; об издательской судьбе – см. «Записки», т. 3, а также мою книгу «Процесс исключения».

«Муза» («Когда я ночью жду ее прихода») – «Записки», т. 1, № 6.

Текст этот – 62 года – в действительности еще не окончательный, хотя и близок к нему. Под «лагерными кусками» в данном случае подразумеваются вставки в «Эпилог», родившиеся значительно ранее: строфа «А за проволокой колючей»; строфа «А потом он идет с допроса» и песенка «За тебя я заплатила чистоганом». (Песенка эта одно время существовала отдельно, потом в цикле «Из сожженной тетради», а в конце пятидесятых годов переместилась в «Поэму».) «Лагерные куски» – № 71.

Интермедия «Через площадку» (впоследствии вошедшая в «Поэму» между второй и третьей главками первой части) в машинописном экземпляре 62 года была напечатана в конце; то есть после «Эпилога» и перед «Примечаниями редактора».

Рецензия Анны Андреевны на книгу Арсения Тарковского «Перед снегом» была принята и подготовлена к печати в журнале «Новые книги», но при жизни Ахматовой света не увидела. Рецензия опубликована Никой Глен лишь через много лет. См.: Анна Ахматова. Рецензия на сборник А. Тарковского // День поэзии. М.: Сов. писатель, 1976.

См. «Записки», т. 1, с. 128.

См. № 86.

Этот сборник сильно отличался от того «Бега времени», который вышел в свет в 1965 году. В нем было двенадцать стихотворных циклов, поэма «Путем всея земли» и тогдашний вариант «Поэмы без героя». Отличался он от всех сборников Ахматовой почти совершенным отсутствием стихов из ее первых книг. Подзаголовок «Седьмая книга». Никаких «Четок», «Anno Domini», «Подорожника», «Белой стаи» – любовные стихи задвинуты на второй план. Открывается книга четверостишием 1961 года «Чтб войны, что чума…». В сборник введены и отрывки из «Реквиема», и «Венок мертвым», и антисталинские стихи тридцатых годов. Шел 62-й, еще «оттепельный», еще солженицынский год. Ахматова хотела предстать перед читателем в своем истинном, не замурованном в десятые годы, виде. Сборник был уничтожен Н. Лесючевским с помощью Е. Книпович. Об этом см. подробно «Записки», т. 3, а также: Ника Глен. Вокруг старых записей – сб. «Воспоминания», с. 633.

К сожалению, в архиве Корнея Ивановича это письмо не сохранилось; я не теряю надежды найти его, а пока привожу лишь начало, сохранившееся в архиве Ники Николаевны Глен.

«Дорогой Корней Иванович!

С каждым днем у меня растет потребность написать Вам (писем я не писала уже лет тридцать), чтобы сказать, какое огромное и прекрасное дело Вы сделали, создав то, что Вам угодно было назвать «Читая Ахматову». Вы очень легкой рукой, изящно, просто и неопровержимо написали о моем творческом пути и о моем Триптихе, который Вы помните еще по Ташкенту.

Вашу работу читали самые разные люди, и я давно не видела, чтобы какая-нибудь статья так нравилась, чтобы вызывала такое волнение и сочувствие, а мне остается только удивляться тому, как много Вами безошибочно угадано. Вы сказали о поэме самое нужное, самое главное».

Сохранилась также запись Корнея Ивановича, сделанная им 14 ноября 62 г.: «Вчера, во вторник, я с восторгом удрал <…> из беспощадной Барвихи, где меня простудили <…> Здесь ждала меня нечаянная радость: дружеское письмо от Ахматовой: очень задушевно, искренне благодарит меня за статейку «Читая Ахматову»» («Дневник», с. 326).

№ 11 «Нового мира», подписанный к печати 3 ноября 1962 года, вышел в свет именно в день нашего разговора – 16 ноября. Но мы этого еще не знали.

Спор между Ахматовой и Ритой Райт, когда речь случайно коснулась Л. Ю. Брик, был неизбежен. А. А., как это видно хотя бы из моих «Записок», весьма отрицательно относилась к «салону» Бриков и в частности к Аиле Юрьевне, а Рита Яковлевна была там своим человеком, завсегдатаем, близким другом хозяйки дома. (См. ее воспоминания о Маяковском: 332)

Второе четверостишие так и пропало, а вторая строка в первом была ею восстановлена: «Жизнь моя светла, как ручей». Эти четыре строки опубликованы впервые в «Памяти А. А.» на с. 22, а в СССР – в журнале «Даугава», 1987, № 9. См. также сб. «Узнают…», с. 282.

Мои опасения по поводу рассказа «Не стоит село без праведника» оказались преждевременными. Получив новое заглавие – «Матренин двор», рассказ был опубликован в № 1 «Нового мира» за 1963 г.

Преследования Солженицына начались позднее.

Заключительные строки стихотворения «Так не зря мы вместе бедовали» – № 93. Посоветовал Анне Андреевне предпослать эти строки в качестве эпиграфа к «Реквиему» – Л. 3. Копелев.

Оба стихотворения см. «Записки», т. 1, с. 76–77 и 128.

Перечисленные стихи см. «Записки», № 9, № 25, № 61, № 77, а также т. 1, с. 128. Стихотворение «Это было, когда улыбался» (см. «Записки», т. 1, № 13) оказалось в «Реквиеме» не тогда, когда «Реквием» писался, а было вставлено автором при перепечатке, то есть в декабре 1962 года.

А. И. Солженицын, выслушав «Реквием», сказал Анне Андреевне: «Жаль, что в ваших стихах речь идет всего лишь об одной судьбе». А. А. сама рассказала мне об этих словах Александра Исаевича, дивясь им и не соглашаясь с ними. «Разве одною судьбой нельзя передать судьбу миллионов?» – говорила она. – «Разве «Эпилог» к «Реквиему» это уже не судьбы миллионов?» – говорила я. – «Да ведь и сам Солженицын «Одним днем з/к», одною судьбой изобразил многолетние судьбы миллионов». (Этот разговор, очень памятный мне, не был, по каким-то случайным обстоятельствам, своевременно записан мною в тетрадь.) Не согласившись сначала с Солженицыным, Ахматова впоследствии, по-видимому, все-таки приняла его слова во внимание: стихи, содержащие во втором четверостишии слова:

включены были Анной Андреевной в «Реквием», я полагаю, как результат замечания, сделанного Солженицыным.

Видел Юлиан Григорьевич «Реквием» целиком действительно впервые; но отрывки из этой поэмы слышал и раньше. Как явствует из его дневника, А. А., обедая у него 13 октября 1959 года, читала стихи из «Реквиема» вслух вместе с другими стихами тридцатых годов – см. «Воспоминания», с. 640.

24 ноября 62 г. в «Литературной газете» были опубликованы пять стихотворений Бориса Слуцкого, из них два о Сталине: «Бог» и «Хозяин».

Хотя Фрида Абрамовна действительно, с помощью своей приятельницы-журналистки, ехавшей по другому делу в Новосибирск, – разыскала Геннадия Прашкевича, вступила с ним в переписку, послала ему деньги и увиделась с ним в Москве – но подкладка всей этой истории, истинная цель его письма к Ахматовой и какие именно неприятности с ним приключились – осталось неясным.

Реквием. Посвящение.

«Temporary insanity» (англ.) – временное умопомрачение.

«Помилуй меня, Господи, по великому милосердию Твоему!» (лат.)

У Пастернака – «Как птице…». См. «Все сбылось» – в кн.: «Пятитомник-П», т. 2, с. 120.

Муз