— Осторожно там! Смотри под ноги!
Лот попытался было подтянуться на канате, но Лиин остановил его:
— Замри! Хочешь свалиться вниз, меня прихватив за компанию? — он говорил это, а сам боялся, что его слова подействуют на спутника с точностью наоборот: разговоры о смерти обычно пугают, в страхе люди начинают нервничать, совершать глупые поступки, и вообще. Но у Лота, к его удивлению и несомненной радости, хватило силы духа чтобы взять свои страхи под контроль и успокоиться.
К тому времени Алиор уже добрался до брата, хотя ему и пришлось преодолеть последние шаги ползком, на животе — ему было все равно, что случится с ним, но он боялся, что из-за его неаккуратности что-то случится с остальными.
Но в тот самый миг, когда до Альнара было уже рукой подать, тот, почувствовав, что снег под плащом заскользил, осыпаясь в яму, вскрикнул:
— Не подходи! Одно движение — и все рухнет!
— Но… — юноша не хотел останавливаться. Только не теперь, когда он уже почти выполнил задуманное.
— Стой, я сказал! — чувствуя, как задрожал, зашевелился, словно пробуждавшийся ото сна снежный медведь, крикнул Альнар.
— Царевич! — прокричал ему Лиин. — Отпусти веревку!
— А ты заткнись! — сквозь стиснутые от досады зубы процедил тот. Даже если бы он решился, у него ничего бы не вышло: руки онемели, пальцы свело и Альнар даже не чувствовал их, что уж говорить о том, чтобы шевельнуть, пытаясь разжать.
— Я не сдамся! — не унимался Алиор. Не затем он просил горных духов, чтобы те помогли ему вылечить брата, чтобы спустя неполный день его отдать трещине.
— Ночные духи! — выругался старший царевич. А потом решил: — Ладно, — чем судьба не шутит, может, что и получится, — сделай петлю и накинь мне на ногу, — видя растерянность, брата прикрикнул: — Делай, как тебе говорят! Веревки нам все равно не связать. И молись всем богам, которых знаешь, чтобы они помогли.
Алиор сделал так, как ему велели.
— А теперь быстро к ослам! — Альнар и в самом начале этой затеи был вконец обессилен, теперь же держался на последнем слове. Да и времени, судя по тому, как осыпался снег с края ямы, у них оставалось совсем ничего.
Юноша не спорил. Он и сам все видел и понимал.
Уже через мгновение он подлетел к ослу, к которому была привязана веревка, схватил его под уздцы, потянул. Тот упирался, крутил головой, отводил ее в сторону, норовя вывернуться и укусить причинявшего ему боль человека. В его глазах застыла мольба оставить его в покое, более не мучая. Алиору было жаль зверя, но людей — больше.
Не останавливаясь, глядя лишь себе под ноги, не желая, убегая от одной опасности, угодить в другую, он упрямо шел вперед.