— Силен ты спать, — донесся до него голос брата, заставив вздрогнуть всем телом.
— Ты что? — удивленно воззрился на него Альнар, стоявший, опираясь на длинную толстую палку. — Смотришь на меня, как на приведение? — в следующее мгновение он нахмурился, словно начиная понимать: — Или в твоем сне я действительно умер? — царевич замотал головой. — Ты это брось, хватит всем смерть пророчить!
— Как будто это от меня зависит! — хмуро проворчал юноша, отведя в сторону взгляд. — Если бы я выбирал сны, то видел бы лишь истории легендарных эпох.
— Ладно, брат, — качнул головой Альнар, — прости, что налетел на тебя. Я понимаю, свои сны выбирают лишь чародеи, простые же смертные видят то, что им посылают духи грез. Просто… И когда же я умру? — вдруг спросил он.
Аль-ми, не ждавший ничего подобного, вместо того, чтобы выдумать какую-нибудь безобидную ложь, ответил искренне, как на духу:
— Когда наденешь венец Основателя.
— Вот даже как! — тот, не справившись со своими чувствами, расхохотался.
— Не вижу ничего забавного! — юноша даже обиделся.
— Ты не представляешь, какое это облегчение — знать, что мечта исполнится!
— Но в тот же миг ты умрешь! — он не понимал этого и не собирался даже пытаться разобраться в чувствах брата. Мечтают ведь не для того, чтобы что-то получить, а чтобы потом еще этим нечто воспользоваться.
Ну, вот сейчас, Аль жутко хотелось есть. И он мечтал о жирном куске жаркое — но не полюбоваться им, а съесть. — Брат, — спустя несколько мгновений старательного раздумья проговорил он, заговорил он, стараясь вкладывать в каждое слово как можно больше убежденности. — Я хочу, чтобы ты пообещал мне…
— Не искать корону Основателя? — тот смотрел на юношу как на наивного ребенка. Да кто же откажется от мечты, тем более узнав, что она может исполнится?
— Не брать ее из моих рук.
Этот ответ оказался столь неожиданным, странным, что Альнар, опешив, застыл с открытым ртом, не зная, смеяться ли ему над шуткой, или сделать над собой усилия, чтобы постараться понять слова, сказанные всерьез.
— Ладно, — наконец, кривя губы в усмешке, в которой было и снисхождение к детской наивности, и неверие в предвидение, — я обещаю, что если ты станешь предлагать мне корону Основателя, я не возьму ее из твоих рук.
— Спасибо, — Аль вздохнул с облегчением, как будто эти слова освобождали его от власти кошмара. Вряд ли все было так, и он сам почти что понимал это — ему следовало бы не перекладывать решение на чужие плечи, а принять его самому, пообещав никогда не входить в то святилище, не брать этот треклятый венец и уж конечно не передавать его Альнару. Но он не мог дать себе слово, что поступит именно так, словно заранее зная, что не сможет его исполнить.