— Путь не прощает ошибок, — с укором глядя на брата, качнул головой Альнар. — А богам не предъявишь претензии, вроде — "Вы же предупреждали совсем о других опасностях".
Вздохнув, юноша пожал плечами. Вообще-то, он и не собирался спорить. Просто, чуть ли не впервые в жизни ему захотелось помочь — не по какой-то причине, а просто так, не задумываясь над тем, что делает. И ему было обидно, что его порыв вот так взяли и охладили ледяной водой.
Поэтому, глядя под ноги, он заторопился вперед.
— Постой, — окликнул его, останавливая, брат. — Веревка, — напомнил он.
— Зачем? — тот даже скривился, словно съев пригоршню клюквы. — Ничего не случится, — и вообще, привязанный к ней, он чувствовал себя словно пес на цепи, жутко страдая от того, что его свобода передвижения была ограничена несколькими шагами.
— Так спокойнее, — Альнар уже обмотал второй конец вокруг себя.
— Тебе? — резко вскинув голову, хмуро глянул на собеседника юноша.
— Да, — царевич улыбнулся, однако было в его улыбке нечто такое — грусть, затаенная боль, что Алиор, устыдившись своей вспышки, опустил глаза, пробормотав:
— Что уж там, надо — значит, надо, — а затем он поспешил вперед.
Когда между ним и его спутниками оказалось достаточно большое расстояние, Лот догнал юношу, пошел с ним рядом. Сначала он молчал, лишь хмурился, что-то обдумывая, однако потом, не выдержав, воскликнул, однако же, при этом не забывая заботиться о том, чтобы его голос звучал не слишком громко — бродяга не собирался делиться своими мыслями со всем миром:
— Нет, ты слышал — он собирается поставить меня на место! Как будто он определяет, где мое место! Вообще… Я не с ним спорил! И Рик, если бы выжил, признал бы, что проиграл спор. Потому что ты вчера спас всех нас. Всех! И я бы первым плюнул ему в лицо, если бы после этого он не назвал тебя другом!
Аль молчал. Он не считал, что сделал нечто особенное. Просто поступил так, как должен был. И дружба в любом случае тут ни при чем. Признательность — еще может быть, но не дружба. Так что и говорить не о чем.
— Не нужно тебе было на Аль-си набрасываться, — спустя какое-то время промолвил он, качнув головой. — Он все-таки болен.
— Жалеешь? — недовольно вскинулся бродяга.
Царевич пожал плечами. Он не думал, что это была жалость. Скорее уж, чувство вины. Да какое кому дело?!
— Не злись, — почувствовав, что настроение собеседника переменилось, поспешил сказать его собеседник. — Я и не говорю, что ни в чем не виноват. Просто он сам меня довел! Понимал ведь, как я отреагирую на его слова!
— Может быть, он тебя испытывал.