Пакет выскальзывает из рук и падает, молоко проливается на пол.
— Что ты здесь делаешь?
— Ой, — думай, думай быстрее, — у друга был ключ. Он здесь работает.
— С кем ты говоришь? — На свет выходит еще один мужчина, бритоголовый, в широком вырезе футболки красуется ожерелье из шрамов. — Это еще кто?
— Парни, — Я поднимаю руки, лихорадочно придумываю историю, вхожу в роль. Беспризорный малолетний мастер, только-только с автобуса, ищет работу и место, где переночевать, кто-то рассказал ему про ресторан и про Захаровых. — Я воровал еду. Простите. Могу посуду помыть или еще что вместо оплаты.
В противоположном конце кухни открывается дверь, и входят Антон с Филипом.
— Какого черта? — интересуется бритоголовый.
— Уберите от него руки, — приказывает Филип.
Парень в плаще направляет пистолет на брата.
Не думая, вытягиваю руку, чтобы сбить прицел. Оружие почему-то теплое на ощупь. А потом во мне срабатывает еще один инстинкт, и я изменяю пистолет.
Я словно смотрю сквозь металл, вижу все вплоть до самых крошечных частиц. Он жидкий, переливается во все новые и новые формы, нужно лишь выбрать одну.
Поднимаю глаза, получилось так, как я представил: вокруг пальцев громилы обвилась змея, изумрудно-зеленая, словно перо жар-птицы с того барельефа.
Он вскрикивает и в панике трясет рукой.
Змея извивается, сжимает и разжимает кольца: задыхаясь, открывает пасть и через мгновение выплевывает пулю, которая со звоном катится по стальному столу.
Раздаются два выстрела.
Со мной, с моим телом что-то происходит.
Грудь болезненно сжимается, выворачивается плечо. Может, меня подстрелили? Но нет, смотрю вниз, на свои пальцы — они превратились в узловатые древесные корни. Делаю шаг назад, ноги подгибаются — одна из них покрыта мехом, другая согнута не в ту сторону. Моргаю и в следующую секунду уже смотрю десятком разных глаз, каким-то образом вижу даже потрескавшийся кафельный пол позади себя. Там лежат два человека, кровь смешалась с молоком, ко мне ползет пистолет, в его пасти трепещет красный раздвоенный язык.
Это галлюцинации. Я умираю. Горло сдавило от ужаса, но закричать не получается.
— Какого черта они тут делали? — вопит Антон. — Мы не планировали убивать своих. Этого не должно было случиться!
Руки становятся ветками дерева, ручками дивана, мотками веревки.
Помогите! Кто-нибудь. Пожалуйста, помогите!
— Это все его вина! — Антон продолжает кричать, тыкая в меня пальцем.
Надо встать, но ноги превратились в рыбий хвост, глаза съехали вбок, вместо слов с губ срывается неразборчивое бульканье, да это и не губы вовсе.